По мнению Климента Александрийского, философы о том, что называется материей, говорят как о «не имеющем качества и формы» (ἄποιον καὶ ἀσχημάτιστον) и как о «не-сущем» (μὴ ὄν). Эти слова дали повод некоторым исследователям (П. Эшвин-Сиейковски, К. Морескини и др.) предположить, что Климент считал материю вечной. Однако вне платоновского контекста он практически уравнивает «небытие» и «не-сущее», утверждая, что «небытие» (τὸ οὐκ ὄν) является ещё «неустроенным» (ἀνίδρυτον), «так как всё не-сущее (τὸ μὴ ὄν) только устраивается (ἱδρύεται)» (Strom. VII, 5, 28, 7). В другом месте он характеризует μὴ ὄν как οὐδ’ ὅλως ὀν «совершенное небытие» (Strom. II, 16, 74, 1). Таким образом, Климент рассматривал μὴ ὄν и οὐκ ὄν как синонимы, но предпочитал платоновское выражение библейскому. Согласно учению александрийского богослова, можно выделить следующие стадии в создании мира: первая — идея, «решение» о нём (νόημα, ср.: Strom. VI, 16, 142, 2), своеобразный «Предвечный Совет». Вторая — создание в День, которым является Логос, «через Которого вышло к свету и рождению каждое из творений» (Strom. VI, 16, 145, 6), умопостигаемых неба и земли (Strom. VI, 16, 145, 4–5 и V, 14, 93, 4). Третья — создание Тверди небесной «в воспринимаемой чувствами космогонии» во второй день творения (Strom. V, 14, 94, 1). У кого бы ни заимствовал александрийский богослов используемую им терминологию, он приспосабливал её для нужд раскрытия христианского учения, как позднее поступал Василий Великий, творчески использовавший учение Аристотеля. Элементы космогонической терминологии Климента в изменённом виде обнаруживаются в творениях Максима Исповедника.