Od. 5 открывается стихами, описывающими рассвет дня, который открывает финальный этап возвращения героя домой: ᾿Ηὼς δ’ ἐκ λεχέων παρ’ ἀγαυοῦ Τιθωνοῖο // ὄρνυθ’, ἵν’ ἀθανάτοισι φόως φέροι ἠδὲ βροτοῖσι (Od. 5, 1–2). В комментарии к Od. 5, 1–4 И. де Йонг ставит вопрос о том, следует ли считать выбор выражения случайным, или же оно призвано оттенить грядущие события — в тот день Одиссей покинет свою бессмертную возлюбленную Калипсо. Исследовательница оставляет вопрос открытым, указывая, с одной стороны, на привлекательность такой аллюзии, а с другой, на то, что это двустишие может быть формульным (cf. Il. 11, 1–2,  а также 19, 1–2 без упоминания Тифона). В докладе разбираются два близких места у Вергилия, которые, как представляется, показывают, что подобным вопросом задавались уже античные читатели Гомера: Et iam prima novo spargebat lumine terras // Tithoni croceum linquens Aurora cubile (Aen. 4, 485-6 = 9, 459-60). В Aen. 4 упоминание Авроры, покидающей ложе Тифона, открывает утро дня, когда Дидона обнаружит отъезд Энея (что сюжетно близко к Od. 5); в Aen. 9 те же стихи открывают сражение, в котором троянцы уступят рутулам (ср. положение стихов Il. 11, 1–2, открывающих рассказ о сражении, в котором троянцы возьмут верх). Хотя в случае Od. 5, 1–2 нет прямых свидетельств обсуждения античными критиками художественной роли, которое данное обозначение начала дня играет в дальнейшем повествовании, следы такого обсуждения просматриваются в schol. b ad Il. 11, 1–2. Прекрасно знакомый с гомеровской экзегезой Вергилий намеренно дублировал положение стихов Il. 11, 1–2 и Od. 5, 1–2, сочетая Aen. 4, 485-6 и 9, 459-460 с аналогичными моментами в развитии сюжета, так что эти строки оказываются не просто узнаваемым переводом из Гомера, но и полноценной литературной аллюзией.