Интерпретация литературного явления обусловлена коммуникативной, социокультурной ситуацией, в которой происходит рецепция текста. Восприятие стихотворения З. Гиппиус «Не знаю» в 1901 г. во многом определялось известной тогда теорией меонизма Н. Минского. Именно она является интерпретационным кодом текста. Основные положения теории: устремленность к Абсолюту, абсолютной истине как смысл человеческого бытия и путь избавления от страданий; существование «меонов» — проявлений неопределенности, беспредельности, нетождественности самому себе, непостижимости (в противовес оформленности, предельности и постижимости мира явного). Эта идея Минского, с которой была знакома З. Гиппиус,позволяет объяснить ряд образов и фрагментов ее стихотворения. «Не знаю» можно назвать своего рода художественным воплощением рефлексии поэтессы. Уже название стихотворения содержит семантику «неизвестного», «туманного» — ключевых понятий меонизма. Мотив неопределенности, зыбкости становится главным в тексте. Образ чудовища можно интерпретировать двояко: и как саму тягу, влечение к неизвестному, непостижимому и трансцендентному, и как само неизвестное, и как одиночество. Это чувство манит и пугает одновременно, отсюда оксюморон ласковое чудовище. Синтаксически четвертая и пятая строки построены так, что поддерживают двойственность смысла. Тире перед словом неизвестное позволяет прочитать строки так: неизвестное как субстантивированное прилагательное, другое обозначение образа чудовища; «неизвестное» как характеристика мыслей чудовища (думает что-то неизвестное). Местоимения что-то, куда-то поддерживают семантику неизвестного. Лирическая героиня испытывает целый комплекс чувств, свидетельствующих о внутреннем конфликте. Чувство безграничного одиночества, разрастающегося и давящего одновременно, проявляется уже в первом абзаце: Мое одиночество — бездонное, безгранное; но такое душное; такое тесное. Героиня оказывается перед выбором: отречься от земной/мирской жизни и выбрать радость и мучение крестное, которые сопутствуют жизни человека, вопрошающего Абсолют, или прожить жизнь земную с земными переживаниями. И если субъект Минского определился со своей судьбой, то лирическая героиня Гиппиус не смеет отречься от чувств, от мирского. Надежда, о которой говорит лирический субъект (еще надеждою душа моя окована) — это одновременно и надежда на возможность отречения, и надежда на любовь, взаимность чувств. В этом выборе проявляется образ «плененной души», сквозной в ранней лирике поэтессы. Лирическая героиня пленена/окована и властью неизвестного, и принадлежностью земному. Одновременно она пребывает и в плену самого внутреннего конфликта. Таким образом, философия меонизма является интерпретационным ключом, позволяющим понять текст Гиппиус.