Владимир Набоков известен в истории мировой литературы не только как русский и американский писатель, но и как переводчик. Наряду с собственными произведениями, он выступает также и как переводчик многих произведений русской литературы (Пушкина, Лермонтова, Слова о полку Игореве), а также мировой литературы. Несомненно, подходы Набокова к переводам других авторов и к переводу собственных текстов различны. И если теоретические положения, а вместе с ними и практические результаты при переводе других авторов у Набокова существенно менялись на протяжении его творческой деятельности (от приверженности к весьма вольному переводу до отстаивания принципов «буквального» перевода), то переводы собственных текстов, по понятным причинам, никогда не осуществлялись им с буквалистских позиций. И это не удивительно. Автоперевод – явление особого порядка. Автор-переводчик, несомненно, обладает большей свободой в переложении и интерпретации собственного текста.
Лексико-синтаксическое своеобразие исходного текста в полной мере передается им в переводе – как правило, сохраняются такие исходные тропы и фигуры речи, как, например, эпитеты, метафоры и метонимии.
Вместе с тем, в английском тексте многие предложения получают распространение за счет включения большего количества деталей. Появляется игра слов, столь любимая Набоковым в более поздний период творчества (Selling cloth instead of moths). Некоторые второстепенные образы и персонажи кардинально меняются («тощий человек с ущемленной дряблой кожей между углами воротничка» – «a dashing fellow in a starched collar and green sweater»).
Изменения могут касаться и названий набоковских произведений (рассказ «Пильграм», например, стал называться «The Aurelian»).
Замены осуществляются автором и при переводе топонимов, терминов, экзотизмов.
Некоторым переводческим решениям автора мы можем найти, как нам представляется, вполне очевидные объяснения - стремление уточнить, сделать ярче исходный образ. О некоторых мы можем высказать предположения.