Помимо того, что кинематограф сам по себе еще в момент его появления удостоился сравнения с «машиной снов» и ранние теории кино непосредственно отталкивались от тезиса о его подобии сновидению (Риччото Канудо, Жан Эпштейн), сны как тема и прием в свою очередь тоже интересовали фильммейкеров с первых шагов нового искусства (Edwin S. Porter’s ‘The Cavalier's Dream’ (1989),  ‘The Artist’s dream’, 1899, режиссер не известен;  Edwin S. Porter’s ‘Dream of a Rarebit Fiend’, 1906). Онирический кинонарратив давно стал визитной карточной как целых направлений (сюрреализм, онирический нуар, хоррор...), так и маркером работы многих общепочитаемых режиссеров (Федерико Феллини, Ингмар Бергман, Стенли Кубрик, Альфред Хичкок...). Среди мастеров «кинопоэтики сна» в России часто называют таких представителей элитарной культуры, как Андрей Тарковский, Александр Сокуров, Сергей Параджанов... Специфика их «снотворчества» уже давно является предметом пристального интереса  специалистов (Botz-Bornstein 2008 и др.). Предлагаемый же доклад посвящен снам в отечественном кинематографе иного рода — в массовом.
Сны и фантазии, как известно, никогда не бывают свободными. Если же говорить об искусстве, они подчиняются целому спектру гласных и негласных законов и табу, обусловленных как этическими и общеидеологическими установками, так и жанровыми. Советское кино в этом отношении не исключение. Более того, как часть открыто контролируемой государством сферы, оно накладывает особенно строгие рамки на героев сновидцев и фантазеров. Как известно, некоторым героям советской культуры сон вообще не свойственен (Сталин), некоторые получают возможность управлять сном, но при этом не видят сновидений (Штирлиц, «Семнадцать мгновений весны» Т. Лиозновой, 1973). Другие персонажи, напротив, переживают очень хара’ктерные сны: героические ( Корчагин, «Как закалялась сталь» Н. Мащенко, 1973), преступные (Козодоев, «Бриллиантовая рука» Л. Гайдая, 1968), приватные (фантазирующая на яву Настя, «Ох уж эта Настя!» Ю. Победоносцева, 1971), сны, "легализующие"  фантастическое («Иван Васильевич меняет профессию», 1973) и т.п.
Кому позволяется видеть сны в советском кино? Что можно наблюдать и испытывать во сне и о чем разрешается фантазировать? Для чего с точки зрения поэтики видят сны персонажи советских фильмов? Как поменялась ситуация в сфере киносновидений в постсоветской России? Таков круг вопросов, которые предполагается рассмотреть в докладе, подчинив обсуждение более общей проблеме: как эволюционировала «политика сна» в советском кинематографе и как менялись «режимы публичности» (И. Бентам), ограничивающие тематику фантазий и снов в СССР?

Литература:
Botz-Bornstein, Thorsten. Films and Dreams: Tarkovsky, Bergman, Sokurov, Kubrick, and Wong Kar-Wai. Lanham, MD: Lexington Books, 2008.