Цель исследования - показать, что Вяч. Иванов как писатель-мыслитель в своей философской прозе и прежде всего в книге "Борозды и межи" (1916) создал миф о Достоевском, зеркально повторяющий ницшевский миф о дионисийском художнике Эсхиле, который нашел отражение в таких его философских сочинениях, как "Рождение трагедии из духа музыки" (1872) и "Рихард Вагнер в Байрейте" (1876). Но главным новшеством Иванова-исследователя стал мифотворческий метод, при помощи которого он пытался доказать преемственность религии Диониса и христианства. Наиболее полно его научный подход воплотился в книге "Дионис и прадионисийство" (1923). 
В книге "Рождение трагедии..." Ницше обогатил мифотворческий метод, сделав его важнейшим в классической филологии. Подобное новаторство неоднозначно встретили в академической среде, общие настроения выразил гневный памфлет "Филология будущего!" (1872), написанный Ульрихом фон Виламовицем-Мёллендорфом.    
Иванов отыскал главное сокровище в наследии Ницше - его метод философствования, основанный на мифотворчестве. Составить представление о нем позволяет миф о Сократе, созданный в работе "Рождение трагедии...". В ее основу легли реальные факты, сохраненные исторической памятью. Ницше упомянул комедию Аристофана "Облака", в которой был высмеян Сократ. В книге приводятся также слова дельфийского оракула, объявившего философа мудрейшим из эллинов. Но исторические факты переплетаются в "Рождении трагедии..." с утверждениями автора, которые нельзя проверить, опираясь на античные источники. Сократ оказался лишь тенью, сквозь которую видно, как вращается "огромное маховое колесо логического сократизма". В "Рождении трагедии..." чувствуется блестящая научная выучка Ницше, не позволившая античной мифологии расплыться в причудливую фантасмагорию, как это произошло в романе Джеймса Джойса "Улисс". 
Иванов также сочетал в себе два эти полюса (филолог-классик и поэт), что и позволило ему усвоить ницшевский метод. Теоретик символизма воссоздал в своей философской прозе ницшевский миф о Сократе (убийце трагедии) и Эсхиле (дионисийском художнике). Эту схему Иванов перенес на русскую литературу XIX века. Место Сократа занял у него Толстой, а роль Эсхила была отведена Достоевскому. Иванов руководствуется исключительно логикой мифа. Потому и в его философской прозе обойдены молчанием художественные произведения Толстого, представшего каким-то отвлеченным моралистом. Логика мифа вынудила Иванова уподобить музу дионисийского художника Достоевского "обезумевшей" менаде.
Опираясь на ницшевскую методологию, Иванов создал культурно-исторический миф о преемственности религии Диониса и христианства, который облекся у него в форму научной концепции в книге "Дионис и прадионисийство". Но там, где недоставало исторических фактов, автор пользовался поэтическо фантазией.