Стереотипный советский образ французской литературы обычно отражает тот канон, который сложился ко второй половине 1930-х: это селективно подобранная классика, прежде всего, авторы, которых можно было подавать как критиков общества и вольнодумцев (Рабле, Вольтер, Мольер, Дидро, Беранже, Бомарше, Гюго), из современных писателей — левые авторы и коммунисты (Барбюс, Вайян-Кутюрье), а также крупные современные фигуры, которых уважали как реалистов и социальных критиков — Роже Мартен дю Гар, Анатоль Франс; величайшим современным классиком считался великий друг СССР Ромен Роллан, выросший в Советском Союзе в поистине титаническую фигуру. Представляется, что советские читатели ничего (или почти ничего) не читали из «реакционеров» и консерваторов, таких, как «ницшеанец» Анри де Монтерлан, «фашист» Пьер Дрие ла Рошель, «ультрашовинист» Морис Баррес, встречая их имена только в «ругательных» статьях советских критиков. Как и во всяком стереотипе здесь есть немалая доля истины, и классический советский канон французский литературы в целом описан верно; однако реальная картина богаче и сложней ригидной схемы. Существенные коррективы вносит вдумчивое знакомство с издательской политикой, освещением французской литературы в периодике (литературная критика, рецензии), читательским спросом и «обратной связью» (сохранившиеся в архивах отзывы и мнения читателей). Важно проследить, как возникали предпосылки для складывания канона, как постепенно трансформировалась переводческая и издательская практика на протяжении первого десятилетия советской власти, вплоть до свертывания нэпа и централизации книгоиздания в конце 1920-х — начале1930-х гг. Этот рубеж стал поворотным пунктом, радикально изменившим ситуацию с изданием зарубежной, в т. ч. и французской литературы.