Платон несколько раз с неодобрением упоминает подражание звукам живой природы в художественной практике своего времени (Resp. III, 396 b; 397 a; Leg. II, 668 a – 670 d). Анализ пассажа из «Государства» показывает, что речь в нем идет не об инструментальной музыке, а о поэзии – хотя не указано, с пением или без. Возникает вопрос, какие жанры Платон имеет в виду. Традиционно считается, что участники диалога говорят о комедии и о новом дифирамбе, звукоподражательные приемы в которых засвидетельствованы дошедшими текстами. У. Стенфорд выдвинул гипотезу, что мишенью Платона здесь, как и в других случаях, является в первую очередь гомеровский эпос. Однако такое явление, как применение общеупотребительных этимологически звукоподражательных слов (создание которых приписывалось Гомеру), не вписывается в контекст платоновского диалога. Что же касается такого трудноуловимого феномена, как «звуковая живопись» – отражение смысла с помощью аккумуляции определенных звуков, сочетаний долгих или кратких слогов и т. п., то его слишком сложно выявить и истолковать, чтобы Платон мог без предварительных объяснений поставить его в одном ряду с прочими, очевидными для всех, примерами недостойных предметов поэтического подражания. Кроме того, пассаж из «Кратила» (423 c–d) показывает, что подражание звукам, издаваемым предметами, философ относит к сфере музыки. Таким образом, Платон рисует картину неожиданно широкого распространения звукоподражания в мелической поэзии своей эпохи. Поскольку в дошедшей архаической мелике этот феномен почти не представлен, можно с осторожностью предположить, что его проникновение в высокие музыкально-поэтические жанры связано с «Новой музыкой» 2-й пол. V в. до н. э.