Попытки осмыслить символику телесности в кино имеют очень долгую историю и крайне разнообразны по характеру. В своем докладе мы сосредоточимся лишь на одном аспекте темы, выделив в качестве материала для анализа танец, каким он предстает на разных этапах истории кинематографа СССР. Нас будет интересовать символическая функция хореографических эпизодов, внедряемых в киноповествование и неожиданно нарушающих специфику общего «хронотопа», что в большей степени характерно не для музыкального, а для обычного кино. Танцевальное пространство в этом случае наделяется статусом особой семиотической реальности, раскрывающей те особенности персонажей и авторского отношения к ним, которые фильммейкеры изначально предпочли обойти вниманием в рамках основного нарратива. Благодаря собственной автономной эстетике и музыкальному контексту, танцевальные эпизоды зачастую привносят киноповествование свою этико-эстетическую ценностную шкалу, противоречащую той, которая предопределена сюжетом фильма в целом. В таких ситуациях отрицательный персонаж воспринимается с симпатией, а положительный до известной степени дискредитируется. Становление советского кинематографа происходило под эгидой соцреалистической схематики, то есть с ориентацией на создание либо идеального положительного героя, либо героя, воплощающего почти абсолютное зло, с установкой на экспликацию авторского отношения к тому и другому. В то же время такая практика, достигнув апогея в 1930–1940-е гг., продержалась не очень долго. Центральную проблему доклада можно сформулировать так: какую роль в становлении и разложении соцреалистической эстетики сыграл кинотанец? С этой точки зрения в докладе будут рассмотрены фильмы Г. В. Александрова, И. А. Пырьева, А. Б. Столпера, М. И. Ершова, Г. Н. Данелия, но не только они.