XLIV Международная филологическая научная конференция

Генеративная Нарратология: опыт гипотетической реконструкции процесса порождения нарратива «Ultima Thule» В. Набокова

Валерий Германович Тимофеев
Докладчик
доцент
Санкт-Петербургский государственный университет

201
2015-03-11
14:50 - 15:10

Ключевые слова, аннотация

Доклад знакомит с теоретическими положениями Генеративной нарратологии (Generative Narratology Framework — ГН) и системой приемов, позволяющих получить гипотетическую реконструкцию процесса порождения нарратива. В основе ГН положены результаты теоретических исследований, проводимых  автором последние двадцать пять лет и лежащие в русле Когнитивной нарратологии и Теории концептуального смешения (Conceptual Blending Theory). Практическое применение ГН демонстрируется примерами анализа отдельных эпизодов рассказа В. Набокова «Ultima Thule».

Тезисы

Генеративная нарратология основывается на ряде теоретических положений, изложенных автором в публикациях последних двадцати пяти лет. Основными категориями ГН являются «рефлексия», «интроспекция» и «конвенция». Рассказ В.Набокова “Ultima Thule ”можно описать как серию матрешек, способных к инверсии, то есть выворачиванию наизнанку, когда центральная часть оказывается охватывающей все остальные. При этом сама структура не застывает и продолжает превращения, как на картинах Эшера. “Ultima Thule” - запись воображаемого разговора с усопшей. Будучи записанным, этот коммуникативный акт превращается в литературное произведение эпистолярного жанра. В самом кратком виде такая структура сформулирована в рассказе «Сон во сне, когда сниться, что проснулся». Неустойчивость, а главное - обратимость природы переживаемого и описываемого состояния и статуса участников мне представляется одной из важнейших характеристик этого произведения. Моя память о тебе превращается в твою память о мире и мне, чем объясняется существование и меня и мира. Мир иной (в христианской традиции) постепенно, за несколько инверсивных циклов, превращается в составную часть Высшего эстетического мира. Этому вечному миру высочайших художественных достижений принадлежат как многочисленные тексты и авторы, прямо или косвенно упоминаемые в тексте, так и сам рассказ, вместе с его автором. Ироничная полемика с аллегорией Платона о идеях и их тенях, доступных лишь философам (Фальтер), в то время как поэты исключены из идеального государства потому, что им доступны лишь фантазии, выворачивается несколько раз наизнанку. Синеусов оказывается в центре то как автор фантазий, то как творец мира (художественного), то как один из элементов мира, сотворенного кем-то другим. Также и жена-муза несколько раз меняет свою роль в этих мирах. Воображаемый адресат, казалось бы, тщетных взываний «ты помнишь?» начинает играть роль проявляющего Чеширского кота, соединяется с пушкинским котом ученым, который, как известно, сказку говорит, совершает путь от «условного» слушателя истории до ее нарратора (сказку говорит). Тоже происходит и с самим Синеусовым, который начинает как иллюстратор неизвестной ему скандинавской истории, сначала превращается в ее героя – третьего короля Синеуса, а затем в Solus Rex в ее автора. Неустойчивость и инверсивность статуса/отношений оказываются определяющей характеристикой. При этом аллюзивный ряд (пушкинское «Брожу ли я»), неизменный по определению, используется как катализатор возникающих и исчезающих смыслов. Особую роль играет мотив русалки. Инверсивность этого мотива обеспечивается несовпадением природы русалок из славянской мифологии и их германских кузин. У последних - это морские твари, в то время как у славян – умершие до времени девы («не погасив долга»), преследующие мужчин в расчете реализовать утраченное предназначение. Особенно забавна здесь связь славянских русалок с греческими сиренами, полу-девами-полу-птицами (Люсетт из «Ады»), которая обыгрывается Набоковым в собственном русском псевдониме. Главное внимание при анализе рассказа сосредотачивается на зонах информационной многозначности, возникших как результат всплеска гипертрофированной рефлексии, которая ярче всего проявляется в эпизодах, маркированных авторскими неологизмами (кстатическая мысль, ради крашенного слова, душекружение,… трупсики). ГН позволяет проследить объекты внимания рефлексии и «реконструировать» картину наррации в процессе ее порождения.