Среди многочисленных афоризмов авангардного самоосмысления странной притягательностью обладает одна весьма часто цитируемая стихотворная строка из Гийома Аполлинера: «Je juge cette longue querelle de l’invention et de la tradition / De l’Ordre et de l’Aventure» («Рыжеволосая красавица», «Каллиграммы» 1918; в переводе А.Ревича – «Хочу я быть судьей в той давней распре, традиции с открытьем / Порядка с Риском»). О точном – даже подстрочном – переводе этого афоризма речи быть не может. Просто в силу наиплотнейшей укорененности скрепляющих художественную мысль поэта слов-концептов в отличном от отечественного, западном, латинизированном, культурно-языковом опыте, где (как много позже заметит Ж. Деррида; см: Derrida J. Psyché. Inventions de l’autre. Paris, 1987) возникают таинственные отражения «инвенций» и «авантюр», как, впрочем, и конвенций; где инвенции встречаются с будущим (avenir) и неизменно соотносятся с самыми различными событиями и развязками (événement), возникающими в процессе и результате всякого воображаемого и реального «хождения» (venir). Смирившись с тем, что по-русски никак нельзя передать эти смысловые созвучия, отметим значимое для Аполлинера сообразование авангардной культурной ситуации с иными уже свершившимися спорами – тяжбами «древних» и «современных»: новый спор, исподволь указывая на некоторую цикличность культурного развития, как бы проявляет свою собственную неоднозначную неповторимость, сопряженную в том числе с возникшей в культуре авангарда дополнительности «инвенции» и «традиции». Одним из итогов осмысления этой дополнительности, как и конфликтного взаимодействия «инвенций» и «традиций» на протяжении ХХ века стала концепция «изобретенных традиций» Э. Хобсбаума. Формула «изобретение традиций» (The Invention of Tradition) зафиксировала (на уровне социологии) фикционально-конвенциональный, неспонтанно насильственный характер современного «традиционализма».