1. Проблема литературных архивов и их значения для истории философии, по­ставленная Вильгельмом Дильтеем в самом конце 1880-х гг., сфор­мировала практику публикации полного научного и философского архива — не только законченных сочинений, лекций, писем, дневников, но и черновиков, фрагментов, набросков, которые мы для удоб­ства будем называть рабочими записями. 2. Понимание наброска к неосуществленному, необнаруженному или утраченному тексту, выходит за границы герменевтической аксиоматики, лежащей в основе теории и практики литературного комментария. Герменевтическое правило — разъяснять целое на основании частностей, а частности на основании целого, — унаследованное наукой о литературе из риторической традиции и обновленное в свете учения о понимании, перестает полноценно работать в отношении текста, для которого не найдено целое, с которым его можно соотнести и которым можно верифицировать его смысл. Критик, намеревающийся извлечь смысл из наброска к неосуществленному тексту, сталкивается с неопределенностью и двусмысленностью, непроясняемой из ретро- и перспективы других сочинений автора, сколь угодно близких по тематике и постановке вопросов. Набросок оказывается «списком мыслей», разрывающим герменевтический круг. 3. Казус рабочих записей разрушает устоявшееся за последние полтора века «разделение труда» комментатора и критика, демонстрируя невозможность «реального» изучения текста без предварительных герменевтических процедур и невозможность его понимания без «рутинной» текстологической и комментаторской работы. 4. Теория Бахтина известна по четвертой главе «Проблем поэтики Достоевского» [Бахтин 1963]. Большая часть мениппейного проекта сохранилась в черновиках и набросках к неосуществленному замыслу начала 1940-х гг., вследствие чего изучение генезиса, семантики и источников основных понятий требует генетического исследования рукописей. Мениппея (от лат. menippea) в теории Бахтина: 1) неканонический сатирический жанр античности, смешивающий стихи и прозу, серьезное и смешное; 2) историко-культурная универсалия, позволяющая ретроспективно выстроить историю, теорию и жанровую логику прозаики карнавального типа от античности до XX в.; 3) серьезно-смеховой диалогический жанр,  первофеномен карнавальной линии романа, к которой примыкает жанровый тип романа Ф. М. Достоевского. Термин «так же условен и случаен, как и термин “роман” для романа». Происходит от названия, которое Варрон (Varron, 116–27 до н.э.) дал своим сочинениям (Aul Hell. 2.18.7; 13.1.1), перемешивающим, по примеру эллинистического автора Мениппа из Гадар (Μένιππος, 2-я пол. III в. до н.э.) прозаические и стихотворные пассажи серьезного и несерьезного свойства. В качестве жанрового обозначения используется с XVI в. История и теория жанра формируется в XVII в. ретроспективно. Исаак Казобон включил мениппею в историю сатиры; сформулировал жанровые признаки, отобрал тексты и выстроил линии преемственности в греческой и римской литературе [Casaubonus 1605]. Пьер-Даниэль Юэ интегрировал мениппову сатиру в теорию романа: определил жанровые признаки: «la Prose avec les Vers, & le serieux avec enjoué» [Нuet 1670: 62], и указал на значение мениппеи для римского романа, особенно для «Сатирикона» Петрония.Данными о том, по каким источникам Бахтин был знаком с трактатом, мы не располагаем. Многократно упоминая, Бахтин приводит его название по разным изданиям, а в рукописи «<К роману воспитания>» дает небольшой фрагмент в собственном переводе [Бахтин: 3, 218].Признавая значение «Traité» как старейшей и «авторитетнейшей» европейской теориейромана, Бахтин полагал, что Юэ, ориентируясь на барочную прозаику своего времени, рассмотрел только одну, риторическую, линию, идущую от «греческого романа». Бахтин выделил три линии романа: эпопейную, риторическую и карнавальную, и, по образцу Юэ, выстроил теорию и историю карнавальной линии, восходящей к диалогическим серьезно-смеховым (σπουδογέλοιον) жанрам — мениппее и сократическому диалогу.  Бахтин занимался мениппеей в первой половине 1940-х гг.; под 1941 г. в «Списке научных работ» указана «Мениппова сатира и ее значение в истории романа» (4 п.л.). Рукопись не сохранилась, однако в архиве обнаружены черновики (I пол. 1940-х гг.), проясняющие замысел ненаписанного или утраченного текста [Бахтин: 4(1), 733–749]. Сначала проект концентрировался вокруг исследования карнавальных истоков романа Рабле. Позже Бахтин распространяет влияние мениппеи. на роман Гоголя и Достоевского. Переход от раблезианского типа образности к образности Достоевского он проблематизирует как «психологизацию материально-телесного» [Бахтин: 5, 42].Проекция мениппеи на русскую литературу, где этот термин «вообще был не в ходу» [Бахтин: 6, 361], требовала исследования логистики трансфера. Бахтин выстраивает цепочки книжных и фольклорных путей передачи мениппейных свойств и интерпретирует их с точки зрения теории памяти жанра и нарочитого забвения. Для случаев, в которых контактные пути не прослеживаются, выдвигается идея «культурно-исторической телепатии», т.е. «передача и воспроизведение через пространства и времена сложных мыслительных и художественных комплексов <…> без всякого уследимого реального контакта» [Бахтин: 6, 323].Круг источников, на которые опирался Бахтин, устанавливается на основании анализа рукописей, немногочисленных библиографических ссылок и/или прямых/имплицитных цитат, среди которых преобладают немецкоязычные источники.
Литература:
1. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963.
2. Бахтин М. М. Собр. соч.: В 7 т. М.: Языки славянский культур, Русские словари, 1996–2012.
3. Casaubonus Isaacus. De satyrica Graecorum poesi et Romanorum satyra. Paris: Drouart, 1605. Lib. II: 2.
4. Huet P. D. Traité de l’origine des Romans // Zayde Histoire Espagnole, par Monsieur de Segrais. Avec un traitté de lʼOrigine des Romans, par Monsieur Huet. Paris : Claud Barbin, 1670, pp. 3–99.