Художественный дискурс является уникальным по своей природе, поскольку объединяет в себе отличительные признаки всех иных дискурсных образований: научного, религиозного, масс-медиального, политического и других. В рамках изучения художественного дискурса автор может позволить себе ряд действий, которые немыслимы в других, в частности, он может исказить информацию, создать определенный контекст, внутри которого он будет моделировать новую художественную реальность, в которой критике подвергается диктат любой установки, поскольку в конечном варианте он оборачивается тоталитарностью и утверждением абсолютной истинности какой-либо одной идеи. Поставив под сомнение все авторитеты, постмодернистские тексты (и произведения испанских авторов не будут являться исключением) начинают их разрушение и уничтожение посредством иронии, новых интерпретаций описанных событий, ярко выраженного сомнения в оценке правильности выбранной линии поведения и т. д. Механизмами создания такой имплицитной художественной реальности выступают художественные приемы, которые формируют в сознании человека новый вектор восприятия реальности. Задача читателя — декодировать предложенный текст и интерпретировать его в соответствии с концептами, сформировавшимися в рамках данной этнической картины мира. Писатель не должен давать ясного и четкого ответа на поставленный в начале вопрос. Загадочность, неопределенность, множественность вариантов ответа теперь, по мнению Ж. Лакана, становятся визитной карточкой нового мировоззрения. Соответственно традиционные психоаналитические практики в литературе должны реализовываться по принципу метафоры и метонимии, то есть по принципу переноса значений. В случае метафоры, один знак вытесняет другой, одно означающее заменяется другим. Причем последний знак — означающее продолжает сохранять знак со своей родной знаковой системой. Такая комбинаторика способствует порождению двойного, тройного смысла и значительно повышает роль читателя как интерпретатора произведения. Метафора в полной мере использует категорию бессознательного и тем самым еще более подчеркивает существующие пробелы в структуре текста. Любовь к метафоре в испанских постмодернистских текстах обусловлена историческим национально-культурным мышлением и картиной мира. Национальные словари Королевской Академии подтверждают, что испанский язык опередил другие романские языки по частотности использования метафор. Метафора становится визитной карточкой испанской картины мира. Непременный атрибут карнавалов и фольклорных праздников, метафора становится визитной карточкой живописи и литературы. Испанские художники и писатели не мыслят свои произведения без широкого использования этой фигуры речи и риторического приема. XX в. и особенно XXI столетие не мыслят литературу и искусство без постмодернистских теорий, где метафора получает новое рождение. Ж. Делез , анализируя постмодернистскую концепцию, исходит из лакановской теории психоанализа, но значительно развивает ее и идет дальше, предлагая рассматривать бессознательное как саму реальность, как автоматическую реализацию желаний, которые становятся квинтэссенцией жизни индивида. Лакановский принцип метафоры и метонимии получил развитие в следующем виде : отныне метафора рассматривается через маниакально-депрессивные ассоциации, в то время как метонимия — через шизоидные. Развитая им теория шизоанализа представляет собой структуру, на одном конце которой работают машины-органы, ответственные за зарождение и реализацию желаний. Основным мотиватором действия здесь выступает животный инстинкт жизни, названный Делезом шизофреническим. На другом конце доминирует инстинкт смерти, который приводит к остановке машинного бесперебойного движения и порождает тело без органов, то есть без желаний. Здесь возникает еще одна реперная точка доктрины Делеза — теория симулякров. Французский исследователь пересматривает классический взгляд на симулякр, считая данное образование уже не копией чего бы то ни было, а новым образованием, которое ценно само по себе без дополнительных обоснований. В отличие от копий, симулякры не опосредованы исходной моделью, потому каждый раз они утверждаются заново, в новой ипостаси. Противопоставляя симулякр истине, Делез предлагает рассматривать симулякр как искаженную копию со множеством дефектов, либо как полное несовпадение вещи и представлений о ней. Симулякр пропитан эонами — рядами событий, которые основаны на отношениях, возникающими между сингулярностями. Делез уделяет много времени рассмотрению и анализу функционирования событий в эоне и приходит к выводу, что реальный мир будет представать как хаос, поскольку все в этом мире различно, здесь нет места повторению (что упорядочивает хаос) и нет общих точек соприкосновения. Тем не менее, (и здесь Делез опирается на концепцию Ницше о вечном возвращении), французский исследователь заявляет о неизбежности эффекта повторения в сознании каждого живого существа. Только через эффект повторений создаются модели привычек, формируется память и т. д. Согласно Делезу, сегодня можно наблюдать несколько видов привычек: физические привычки как унылый ежедневный ритуал, психические привычки, коренящиеся в глубинах памяти; метафизические повторения на глобальном уровне мироздания. В последнем случае хаос, соединяясь с обрядом повторений, образует хаосмос как особое состояние мира, требующее особого внимания к единичным проявлениям, вмещающим в себя весь универсум вселенной. Теории Лакана и Делеза получили подтверждение в литературе Испании, в новеллах Х.Х. Мильяса, Антонио Помета, Пепы Мерло, Сары Месы, Хавьера Месо, Берты Марсо и других, которые активно использовали зоонимы в своих произведениях, создавая двойной подтекст рассказанной истории, уточняя с их помощью характеры и ситуации, с которыми сталкиваются главные герои их произведений.
Список литературы
1. Делез Ж. Логика смысла. — Екатеринбург : Деловая книга, 1998. — 480 с.