Термин можно рассматривать как метаинструмент изучения формирования идиостиля, как содержательную единицу общего научного сознания. В этом аспекте мы изучаем ключевые термины лингвистики как концепты, то есть «сущностный смысл словесного знака, данный как знание» (Колесов В.В. Концептуальное поле русского сознания. СПб., 2021. с. 24). В научной концептосфере обычно большее внимание уделяется логической обоснованности понятия. Образные формы концептуального значения представлены неявно, в системе общеязыковых и идиостилевых образных единиц, основу  которых создает когнитивная метафорика. Любой базовый научный концепт имеет содержательную форму образа. Конкретная реализация насчитывает множество речевых приемов, градуируемых от клише и стертых метафор до яркой экспрессивной образности.
Образное содержание концепта и образное поле термина не хаотично. Оно структурируется вполне отчетливо в системе мотивируемых семантических вариантов по принципу полисеманта. Отбор доминирующей, инициирующей образ когнитивной метафоры обусловлен традицией, научной парадигмой (естественно-научным и метафизическим образом предмета (объекта) знания, принятым данным обществом в определенную эпоху) и индивидуальными особенностями восприятия картины мира ученым. Для концептуального анализа важен отбор исследуемых текстов, ядро которых составляют «повторяемые» тексты авторитетных ученых-лингвистов — ярких языковых личностей. «Сила личного» мышления (В.В. Колесов) позволяет увидеть в развитых научных идиолектах осознание всех системных связей ключевого, «несущего» термина, особенно если он называет трудноопределимое или новое явление или объект. Таким образом, в отечественной лингвистике формируется концептосфера коллективного научного сознания. Используя, методику концептуального анализа В.В. Колесова по содержательным формам (основанию, условию, причине, цели), мы выявляем затем области актуализации образного содержания. Например, сумма всех контекстов о глаголе в работах В.В. Виноградова позволяет в начале анализа увидеть научный концепт в середине ХХ в. так: Глагол — это сложная, формально замкнутая, подчиненная строгим правилам система, удерживаемая лексическим значением; семантическая ёмкость глагола беспредельна и раскрывается во взаимодействии всех категорий, количество («круг») которых шире, подвижнее, «эластичнее» существительных; функциональная сущность глагола заключается в его способности быть предикатом, а значит, основой, формой национальных русских стилей. 
В выявлении образной константы трудноопределимых явлений с нечеткими дефинициями, «узким» и «широким» пониманием и переходными зонами образность играет большую роль обычно в позиции «причины» и «цели». Особенно четко это видится при анализе парных концептов (Язык и Речь, Лексика и Фразеология, Имя и Глагол, Слово и Предложение и т. д., а также отдельных метонимических соответствий). Так, например, идея Части речи как единицы научного мышления связана с пространственно-ограничительным значением (границей, чертой, областью) и семантикой усилия, борьбы (напряженности). Образность коллокаций, метафорических сочетаний, фразеологии с этой семантикой наблюдается во всех работах лингвистов ХIХ–XXI вв.: «Грамматическая борьба за признание категории вида» — название параграфа научной монографии (Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М., 2001. С. 393).; «Фразеологизмам тесно в «прокрустовом ложе» категории частей речи» (В.Н. Телия. Русская фразеология. М., 1996. с.13). Представление о семантике опирается на другие образные коды: «водный» (размытость, текучесть, водное пространство, поток, интенсивность течения), «световой» (оттенки, краски, картина, сцена). Представление о форме, структуре и системе обычно получает «вещественный»  (дробится, спайка, химическое соединение, окаменелость, диффузия, осколок) и «строительный» коды (здание, фундамент, кирпич, пристройка, разрушение, слом и т. д.). Функции и процессы репрезентируются в образах механизмов, роста, отмирания, распада, «тектонических сдвигов» (В.В. Виноградов). Это примеры только широкоупотребительных ядерных образов, периферийная система научных идиостилей весьма разнообразна. Общенаучный геометрический код (круг, область, сфера, точка, линия и т. д.) и пространственный коды лежат в основе всех научных представлений. Система кодов многообразна и вариативна, служит средством образной когезии в тексте и шире — в интертекстуальном пространстве научного дискурса какой-либо эпохи с доминирующей научной парадигмой (например, ЯЗЫК — МЕХАНИЗМ в ХХ в.), она играет особую роль в междисциплинарных исследованиях (язык и литература, язык и культура и т. д). Образ научного объекта неотделим от языковой личности — образа научного субъекта познания. Сравните: «Сквозь литературу Б. Эйхенбаум шел двумя дорогами — и словно не один, а два автора писали эту острую, увлекательную книгу. <...> И вот перед нами два Эйхенбаума: то мореплаватель, то плотник. Широким жестом скользит по морям российской поэзии тогда, когда он критик. И плотничает, когда становится историком литературы, ученым» (Винокур Г.О. Филологические исследования. М., 1990. с. 81). Научный концепт в метафорическом пространстве видится и как традиционный предмет научной действительности, и как особый «моделируемый предмет, отражающий авторское видение действительности и как бы стоящий между субъектом и эмпирическим миром» (Новиков Л.А. Избранные труды. М., 2001. С. 21). Изучение образа субъекта научного познания расширяет и углубляет представление о книжной культуре эпохи, о лингвистической риторике своего времени. Высшее качество речи — художественной, образной — переносится учёным на всё творчество и стиль мышления. У читателя-филолога создаётся личностно окрашенное впечатление от явления языка. В манере научного стиля может причудливо смешиваться рациональная глубина научной мысли и оттеняющая её экспрессивная сложность, вбирающая оценки, образы и эмоции говорящего.