1. Отправной точкой моих рассуждений послужила история, приключившаяся некоторое время назад с моим коллегой, известным лингвистом. Он был приглашен на телевизионное шоу для разоблачения фейка о древности украинского языка. Сам подлежащий разоблачению фейк был скомпонован на основании утверждений украинского санскритолога, филолога, врача и поэта (так его рекомендуют украинские ресурсы) Василия Алексеевича Кобилюха (1935—2018). Кобилюх, уроженец Львовской области, получил медицинское образование, увлекся санскритом, в 1958 г. поступил на филологический факультет Львовского университета и написал дипломную работу на тему "Украинский язык и санскрит". Партком и местное отделение КГБ, по приведенным в украинской прессе данным, не допустили работу к защите и исключили дипломанта из университета. Это не помешало ему стать автором множества книг и статей, посвященных древности Украины и украинского языка, которые увидели свет в период независимости Украины: "Українські козацькі назви у санскриті" ("Украинские казацкие названия в санскрите", 2003), "167 синонімічних назв Землі у санскриті" ("167 синонимических названий Земли в санскрите", 2009), "Праукраїна і Санскрит" ("Праукраина и санскрит", 2011) и др. Его идеи структурно сопоставимы с идеями любых других авторов, которые обращаются к теме установления древности своего языка, о чем замечательно написал А. Зализняк [Зализняк 2000: 41—47]. В частности, Кобилюх доказывает, что украинский язык сформировался в X—IV тыс. до н. э., и происхождение важнейших слов надо искать именно в санскрите, а не в других языках мира, которые появились существенно позже. Этимологию топонима "Украина" он возводит к санскритскому "могучая держава Солнца", связывает Украину и Атлантиду (которая, по его мнению, находится в Карпатах), говорит о вторичности египетских пирамид и т. д. [Кобилюх 2011]. От приглашения мой коллега отмахнулся, сославшись на то, что подобные нарративы — типичное лингвистическое фричество, а не фейк, и комментировать по существу здесь нечего. Этот случай так и остался бы анекдотом из современной идеологической жизни, если бы не имел освященной, не побоюсь преувеличения, веками традиции, к рассмотрению которой я хотела бы обратиться.

2. Отношение профессиональных лингвистов к лингвистическим фрикам или, говоря более политкорректно, любительской лингвистике, варьирует от снисходительного подтрунивания до очевидного раздражения в силу иногда псевдонаучности, а иногда и полной невежественности и ангажированности выстраиваемых рассуждений. Тем не менее явление это, хотя и получившее свой статус только с появлением профессиональной лингвистики, имеет давнюю и устойчивую традицию. Существенной его частью является не просто любознательность в отношении происхождения и значения слов, но и попытки связать возникновение своего родного языка с языком более древним, освященным длительной исторической традицией, как в рассмотренном выше примере. Некоторым образом это подводит нас к важной проблеме языка и национальной идентичности, обращение к которой лингвистов, социологов, историков и специалистов в политических науках стало возможным в рамках конструктивистского подхода в социальных науках в последней четверти ХХ в. [Джозеф 2005: 21]. В соответствии с ним, национальная идентичность (и язык как ее часть и "определяющая особенность" по Фихте) признается текучей и произвольной. Подобный подход противоречит существовавшему долгое время  убеждению, что национальные языки — это некая изначально существующая данность, лежащая в основе национальной культуры и национального самосознания. Однако если мы обратимся к истории лингвистики, то, естественным образом, увидим, что формирование национальных языков — это длительный процесс, продолжавший для некоторых языков в течение веков. Так, трактат Данте "О народном красноречии" (1306) предполагает само открытие национального языка, а окончательное формирование итальянского языка как национального происходит только к XIX в.

3. Это противоречие между современными научными представлениями о национальной идентичности и языке особенно заметны при анализе текстов, посвященных проблеме возникновения и древности родного языка. Другая вещь, которая становится очевидной при таком анализе, — нарочитость выбора языка в качестве достойного предка, определяемая в значительной мере текущей политикой государства. Так, например, К. Невилл приводит любопытный пример такого формирования исторического нарратива: перед Улофом Рудбеком, автором XVII в., перу которого принадлежит труд о великой роли Швеции в мировой истории, стояла задача связать современных ему шведов и древние племена готов. Он приводит ряд разного рода доказательств о том, что шведско-готская культура стала основой классической античности, в том числе лингвистические. Доказывая, что одна из древних церквей в Уппсале есть не что иное, как храм Посейдона в Атлантиде, он бестрепетно связывает открытую форму храма и схожее звучание словосочетания "открытый зал"  ('öppen sal') и топонима "Уппсала" [Nevill 2019: 38].