Представленные в докладе наблюдения и выводы строятся на материале журналов Н. И. Новикова 1769–1772 гг. («Трутень», «Живописец). Это период, когда в русской литературе идет наиболее интенсивный процесс изменения представлений о социальном мире, в который вовлечены и авторы материалов новиковских журналов. Практически ни одно исследование, обращенное к материалам «Трутня», не может обойти молчанием ключевой эпизод истории этого издания — полемику со «Всякой всячиной». В описаниях этой исторической полемики чаще всего рассматривают вопрос о целях сатиры: обезличенная сатира (сатира, направленная на пороки) в концепции екатерининской «Всякой всячины» и «сатира на лица» как важнейшая установка новиковского «Трутня». Хотя уже довольно давно замечено, что сама Екатерина не очень придерживалась в своей литературной практике этих сформулированных установок. Екатерина II следует в своих рассуждениях за уже авторитетными выводами работ Л. Гольберга и Г. В. Ребенера, которые, как ей представляется, не могут вызвать никаких возражений. Правила, необходимые автору, прибегнувшему к сатирическому инструментарию, излагаемые во «Всякой всячине», укладываются в традиционную религиозно-этическую парадигму, с которой и связаны базовые представления о социальном миропорядке. Составитель этих правил очевидно исходит из известных представлений о мире, в котором противоборствуют силы добра и зла, человек не является источником воли, порождающей эти полярные силы, он всего лишь поле для их столкновения. Он может быть поражен пороком (злом), но не является его причиной. Этот мир строится на незыблемых идеалах, восходящих к сакральному источнику, определяющему миропорядок в целом, который не может быть изменен по произволу кого бы то ни было. Возражения, которые выстраивает Н. И. Новиков в «Трутне» сформулированы им так: «…я как в слабости, так и в пороке не вижу ни добра, ни различия. Слабость и порок, по-моему, все одно, а беззаконие дело иное»[Новиков 1951: 58]. И это не просто переход на иную точку зрения, здесь обозначен выход в иную смысловую парадигму: из религиозно-этической – в общественно-правовую. Религиозно-этическое измерение зла (порока) сопряжено с представлениями о нравственном идеале, восходящем к сакральным источникам; социально-правовой формат измерения зла (преступления) базируется на представлениях о «социальной норме» и отклонений от нее. В этом и состоит принципиальное отличие двух подходов. Н. И. Новиков обнаруживает стремление вывести своего читателя из традиционной смысловой парадигмы, базирующейся на религиозно-этических ценностных установках, в плоскость исключительно социально правовой оценки явлений социальной жизни, которая целиком основана на господствующих представлениях о «социальной норме». Отрицательные персонажи «Трутня» и «Живописца» раскрываются в этом своем качестве в ходе отклонения от этих норм. В 13 листе «Трутня», помещена «истинная быль», известный материал, присланный в журнал неким NN, повесть о пропаже у судьи золотых часов, за которые понес наказание невинный подрядчик, в то время как часы были в действительности украдены племянником судьи. Повествование построено таким образом, что позволяет заглянуть за черту общедоступного, видимого, в кухню принятия судейских решений, туда, где действуют «келейные законы» (законы не для всех) и где, по существу, царит «келейная мораль». Это мир замкнутого судебного сообщества за чертой понятной читателю, нормальной жизни. По своим базовым характеристикам — это маргинальный мир. А избранная здесь литературная стратегия — маргинализация власть имущих персонажей. Эта стратегия обнаруживает себя во многих и, пожалуй, самых ярких материалах «Трутня» и «Живописца»: в копиях с отписок крестьянских, в письмах дяди, в «отрывке из Путешествия в И…Т…», в цикле писем к Фалалею. Везде ощущаются признаки совершаемого преступления, т. е. выхода за границу, очерченную социальной нормой. Именно такой герой-маргинал заявляет о себе и в русской бурлескной поэзии 60–70-х гг. XVIII столетия (В. И. Майков, И. С. Барков, М. Д. Чулков) [Безрукова, Николаев: 2022] и в русской прозе этого периода («Пригожая повариха…» М. Д. Чулкова, «Ванька Каин» М. Комарова) [Николаев, Храмцова: 2014]. Появление нового исторического типа героя-маргинала в русской литературе 60–70 гг. XVIII века свидетельствует о становлении качественно иной концепции социального миропорядка, в основе которой лежат представления о социальной норме, в отличие от господствующей ранее в русском литературном сознании модели, базирующейся на идеале. И эти изменения вносят в понимание социального миропорядка качественно новые характеристики, делающие его более подвижным, изменчивым, вариативным. Принципиальное изменение основ социального мироустройства в художественной картине мира русской литературы — это процесс масштабный, эпохальный, который не совершается усилиями одного художника, или группы художников, объединенных несколькими изданиями. Но журналы Н.И.Новикова 1769–1772 гг. очевидно находятся в самом эпицентре этого глобального процесса, что и делает их значительным явлением в истории русской литературы.
Литература.
1. Сатирические журналы Н. И. Новикова. Из-во АН СССР. М.-Л., 1951. 616 с.
2. Безрукова М. В., Николаев Н. И. Русский бурлеск 60–70 гг. XVIII в. Изменение представлений о социальном мироустройстве. // Тезисы докладов 50-й Международной научной филологической конференции имени Людмилы Алексеевны Вербицкой. Тезисы докладов. Санкт-Петербург, 2022. С. 10–11.
3. Николаев Н. И., Храмцова М.В. Маргинальный мир и герой в русской литературе XVIII века. // Дискуссия. 2014. № 2(43). С. 138–142.