Увеличение в современной англоязычной литературе числа произведений, рассчитанных на взрослую аудиторию, где рассказчиком является маленький ребенок, неизбежно ведет к возникновению вопроса: почему авторы прибегают к использованию рассказчиков-детей, раскрывая порой через их точку зрения совсем не детские темы? В первую очередь, все более частое появление произведений, рассказанных от лица ребенка или подростка, может свидетельствовать об определенном повороте в литературе. Отмечается, что во второй половине XX в. происходит «значительный отход от представления о ребенке как символе, мечте или продукте принятия желаемого за действительное и эротических желаний взрослых, в сторону репрезентативных попыток запечатлеть внутренние качества ребенка, его точку зрения, его голос, его язык, его ритмы» [Morgado 1998: 207]. Обращение к рассказчику-ребенку при этом может быть неким нарративным экспериментом. Начиная со второй половины XX в. увеличивается число необычных рассказчиков, которые могут принимать как человеческие, так и нечеловеческие формы. Изучением подобных рассказчиков занимается неестественная нарратология, или нарратология неестественных повествований. Исследователи в рамках данного направления выделяют такого рассказчика, как маленький ребенок, а также более частный случай: «невероятно красноречивый ребенок» [Richardson 2006]. Повествование от лица такого ребенка считается ненадежным, а сам рассказчик — фиктивным [Richardson 2006: 103]. Автор, используя такого рассказчика, отходит от традиционного подхода, согласно которому рассказчик должен говорит так, «как можно было бы ожидать от такой фигуры в реальном мире» [там же]. Однако создание таких романов как  «Загадочное ночное убийство собаки» Марка Хэддона (2003), «Комната» Эммы Донохью (2010), «Флоренс и Джайлс» Джона Хардинга (2010) объясняется не только интересом к миру детства и внутреннему миру ребенка или экспериментами со способом повествования. В заявленном романе М. Хэддона повествование ведется от лица пятнадцатилетнего подростка Кристофера, который отличается от сверстников особенностями развития. Безусловно, автор пытается смоделировать и показать читателю отличающееся от его собственного мировосприятие Кристофера (которое не всегда так уж и сильно отличается). Но, помимо этого, с помощью такого рассказчика достигается эффект остранения: когнитивный разрыв между аудиторией и главными героями «приглашает читателей увидеть свой собственный мир в новом свете» [Caracciolo 2002: 193]. Наблюдения Кристофера могут быть «непреднамеренно смешными» [там же: 195], в том смысле, что он не намеревается шутить, его наблюдения забавны для читателя, но не для самого героя. Юмор в данном случае выступает как прием остранения, «передавая повседневный опыт таким образом, что он не соответствует нашим ожиданиям» [там же: 196]. Подобный эффект остранения достигается и в романе Э. Донохью, где рассказчик — пятилетний мальчик Джек. Его детский взгляд на мир, усиленный отсутствием у него опыта жизни в привычном читателю мире, позволяет нам его переосмыслить. Однако остраняюший эффект в данном романе  является, скорее, второстепенным. На первый взгляд «Комната» — типичная в рамках жанра триллера история молодой женщины и ее ребенка, несколько лет находившихся в заточении маньяка. Однако автор сосредотачивает свое внимание на мальчике, пытаясь предположить, как жизнь в заточении, а также тот факт, что ребенок является свидетелем совершаемого насилия, могут влиять на детское мировосприятие. Кроме того, использование рассказчика-ребенка в «Комнате» является новым подходом и позволяет автору, во-первых, рассказать историю о насилии, отойдя от клише произведений, посвященных подобной проблематике; во-вторых, смягчить ее. Двенадцатилетняя Флоренс является рассказчицей в романе Дж. Хардинга. Некоторые исследователи считают роман одним из неовикторианских, где викторианство и его образы, в том числе образ ребенка, деконструируются. «Неовикторианский роман играет с представлениями читателя, касающимися как гендерных представлений, так и поэтики викторианского романа, согласно которой титульный герой, особенно ребенок и женщина, являлся объектом авторской симпатии» [Илунина 2021: 98]. Так и происходит в романе Хардинга: рассказчица, который мы сочувствуем и верим, в итоге оказывается не жертвой, а самым настоящим злодеем. Роман тем самым разрушает идею детской невинности и пересматривает образ ребенка как пассивного инструмента в руках взрослых: Флоренс добивается своего, устраняя на своем пути всех, кто может ей помешать. Таким образом, использование рассказчика-ребенка в современных англоязычных романах может свидетельствовать о возрастающем интересе к реальному миру детства или же о нарративных экспериментах писателей. Кроме этого, рассказчик-ребенок может быть использован для достижения комического эффекта и эффекта остранения. Такой рассказчик также позволяет по-новому рассказать популярную в своем жанре историю и смягчить ее, а также деконструировать образ ребенка (также в рамках определенного жанра).

Литература

1. Илунина А.А. Трансформация образов ребенка и женщины в неовикторианском романе (на материале романов Джона Хардинга «Флоренс и Джайлс» и Питера Акройда «Процесс Элизабет Кри») // Litera. 2021. №3. С. 93–101.

2. Caracciolo M. Two Child Narrators: Defamiliarization, Empathy, and Reader-Response in Mark Haddon’s The Curious Incident and Emma Donoghue’s Room // Semiotica. 2014. Vol. 202. P. 183–205.

3. Morgado M. The Season of Play: Constructions of the Child in the English Novel / Children in Culture: Approaches to Childhood / Ed. by K. Lesnik-Oberstein. Houndmills, Basingstoke: Macmillan, 1998. P. 204–230.