Современная французская литература одна из самых разнообразных и востребованных во всем мире. В самой Франции, помимо коммерческой литературы, взрослой и детской, огромное место отводится текстам интеллектуальным, где основным фокусом работы авторов является язык. При этом интеллектуальная литература представляет собой как элитарное чтение «не для всех», так и массовое. Многие французские бестселлеры, например, книги Маилис де Керангаль или Пьера Мишона, лауреатки Нобелевской премии 2022 года Анни Эрно — являются интеллектуальным, но массовым чтением. В то же время в России некоммерческая переводная французская литература составляет меньше одного процента книжного рынка. Объяснить этот феномен можно только языковыми особенностями и той специфической картиной мира, которая содержится во французском языке и едва ли поддается адекватному переводу.
На примере текстов нескольких французских авторов (Анни Эрно, Маилис де Керангаль и Пьера Мишона) мы попытаемся показать, как именно работает писатель с оригиналом, каковы стилистические особенности «письма» и возможные способы «сказать почти то же самое». Является ли проблема только языковой? Какие этические, культурные и философские вопросы маскирует или, наоборот, высвечивает французская словесность? Если говорить о том, что объединяет Анни Эрно, Маилис де Керангаль и Пьера Мишона, это будет разговор об экспериментах над французским языком. Керангаль смешивает стили — высокий литературный нормативный французский и разговорный, фамильярный, старинное арго. И Керангаль и Мишон много рифмуют, несмотря на то, что все поэтические экзерсисы не выходят за пределы прозы, то есть, проза не становится поэзией, белыми стихами или стихопрозой (как у Пабло Пикассо), однако с помощью множества художественных приемов слова цепляются друг за дружку, раздаются эхом, сопрягаются. У Анни Эрно в прозе тоже присутствует поэтизация, хоть и в меньшей степени, и цель этой поэтизации не такая, как у Керангаль или Мишона. Для Анни Эрно языковой эксперимент — это попытка услышать подтекст, скрытый подлинный голос, которым литература говорит о важном — о любви, о гендерных проблемах, о телесности. Для Керангаль языковой эксперимент носит совсем иной характер, она с помощью языка высвечивает мультикультурность художественного произведения и современного мира, недаром у нее в текстах так много англицизмов и разных иностранных слов. А Мишон направляет свой поэтический дар в прошлое, обращается к традиции, нащупывает те интонации, с которыми могли бы говорить его герои — например, Рембо. Переводя французскую литературу и сталкиваясь с языковым экспериментов, всякий раз необходимо задаваться вопросом: а для чего он? И в зависимости от ответа мы переводим. Франкоговорящим людям гораздо легче: они сразу слышат текст, для них все ассоциации если и не всегда очевидны, то интуитивно угадываемы. А на русском языке, в переводе, мы текст не столько слышим, сколько читаем. Для того, чтобы читатель услышал голос автор, переводчик должен знать его интонацию, его намерение, его цель. Игра не затевается ради игры, даже членами цеха УЛИПО. У эстетики обязательно есть какая-то этическая философская подоплека. И если её нет в переводе, то чтение превращается в разгадывание головоломки, теряет всякий смысл. Длинные «прустовские» периоды у Керангаль поражают не только женскими особенностями письма, но и порой катастрофической невнятностью: «Les semaines filaient, les enfants s’éloignaient, les maisons s’encrassaient, eteux ne touchèrent  bientôt plus d’autres corps que les leurs. Il y eut du surménage, des depressions, des fausses couches et des divorces, des enlacements sexuels dans les open space, mais ça ne rigolait pas, ce n’était pas ludique, juste une occasion, des larrons, et l’incapacité de résister à une promesse de plaisir quand la nuque craque et que les yeux ont cramé douze heures sur des tableaux Excel, poussées de fièvres converties en coïts rapides, un peu n’importe quoi, et finalement, bien qu’atrocement déçus à l’annonce de la proclamation, les recalés furent soulagés de s’en tenir là: ils avaient vieilli, ils étaient épuisés, nazes, morts, sans plus de jus que celui des larmes de fatigue qu’ils laissaient couler une fois seuls en voiture au retour du boulot, quand la radio passait un air de rock, un morceau gorgé de jeunesse et d’envie de s’éclater, Go Your Own Way […] »[1].Из романа «Мост» Маилис де Керангаль можно выдергивать любые фрагменты, как из сюрреалистов, и анализировать. Так же дело обстоит с текстами Мишона и Анни Эрно ( к ним присоединился бы Паскаль Киньяр, Матиас Энар и многие другие). В этом докладе мы посмотрим на то, есть ли в русском языке или, возможно, в русской культуре и русском сознании факторы, тормозящие перевод и, соответственно, восприятие той французской литературы, которую знают французы.