Доклад посвящен эссе Самюэля Джонсона «Видение Феодора, отшельника с Тенериф, найденное в его келье», опубликованного в 1748 года в трактате Роберта Додсли «Учитель, или Всеобщая система воспитания», а также в «Журнале джентльмена» 1748 (№18). Жанр эссе, получивший распространение в журналах эпохи Просвещения, нередко обретал художественные признаки видения, традиционного и вместе с тем весьма динамичного по структуре и содержанию жанра, развивавшегося в недрах средневековой литературы. Английская литература к началу Нового времени отличалась очень развитой визионерской традицией, что позволило писателям XVIII столетия не только актуализировать жанровую память видения, но и интерпретировать мотивы и образы в соответствии с концепциями своего времени.  В творчестве Самюэля Джонсона, виднейшего английского просветителя, немало визионерских «вариаций», одной из которых (самых известных в русских переводах конца XVIII века, сделанных с немецкого) явилось «Видение Феодора, отшельника с Тенериф, найденного в его келье». Предуведомлением к эссе стали обращенные к читателям - ученикам рассуждения Учителя, в которых объясняется «разница между привычками, чувствами и страстями», рационально и взвешенно доказывается необходимость обзаведения хорошими привычками и следования правилам воспитания. Образ главного героя Феодора построен на антитезе: с одной стороны, назван именем, означающем «дар Божий», с другой стороны, прожил большую часть жизни в суете, подобно многим обывателям, пораженным «честолюбием и величием», что герой подчеркивает в приступе к своему рассказу. Однако именно осознание своей низости и привело Феодора к восхождению на вершину скалы на острове Тенерифе, его сердечная чувствительность и негодование против собственных пороков обусловили возможность видения того, что закрыто от взора большинства. Встреча с духом Защитником, покровительствующим «детям праха», символизирует избранность души героя и означает возможность ее перемены. Контуры горы Бытия, так долго манившей воображение Теодора, непредсказуемо изменяются, гора предстает будто перевернутым конусом: внизу – «Пустота и Тьма», окружающие Теодора, а вверху видны возвышающиеся друг над другом уступы, отличающиеся разнообразными ландшафтами. Аллегорией человечества становятся образы восходящих людей, напоминающих в своих взаимоотношениях с Воспитанием и привычками то карликов/лилипутов то великанов, (напоминающих обитателей стран, описанных Лемюэлем Гулливером в романе Дж. Свифта). «Восхождение» становится для Теодора путем «исследования и мудрости»; для читателей  Р. Додсли и С. Джонсона судьба героя - это нравственный урок в духе эпохи.