Период 60–начало 70-х гг. XVIII века отмечен в русской литературе появлением нового для него, но очень яркого явления – бурлескной поэзии. Следуя за образцами европейской литературы XVII– начала XVIII столетия, она вместе с тем решала весьма специфические задачи, поставленные логикой развития русского литературного процесса эпохи. Актуализацию этого явления в исследовательской литературе объясняют чаще всего логикой внутрилитературной полемики эпохи, а также связывают с процессом глубокой демократизации русской литературы, характерным для данного периода. Последнее определило интерес к персонажу из низких сословий. Однако в русской бурлескной поэзии обнаруживает себя не просто герой из социальных низов, а совершенно новый для национальной литературы тип маргинального героя. Интерес к этому персонажу обусловлен оформлением в русском литературном сознании эпохи представлений о «норме» в социальном мироустройстве, которая приходит на смену «идеала», базирующегося на сакральных смыслах и ценностях. Русские бурлескные произведения 60–70 гг. XVIII века позволяют говорить о воплощенной в них концепции социального двоемирия, допускающей рядом с социальной сферой жизни, построенной на базе сакральных ценностей и смыслов, существование иной сферы, для которой этот нравственный фундамент не имеет принципиального значения. Концепция двоемирия на уровне художественных решений поддерживается стилистическим диссонансом, который и обеспечивала техника бурлескной поэзии. Свою первую ирои-комическую поэму «Игрок ломбера» В.И. Майков построил на соотнесении «идеального общества» сумароковского толка и запретного, порочного мира карточных игроков. В другой своей поэме «Елисей, или Раздраженный Вакх» он воплотил в сюжете историю выхода из привычной (нормальной) социальной жизни с её регламентирующими правилами и порядками своего неуёмного героя. Откровенно запретный мир, асоциальный по своей природе предложили в скабрезной поэзии И.С. Барков и его единомышленники («русская барковиана»), противопоставившие идеалам социального миропорядка ломоносовского мира сферу жизни существующую совершенно независимо от него. Несмотря на разность подходов к изображению художественного мира, во всех упомянутых произведениях наблюдается общая установка на формирование новой модели социального мироустройства, где системообразующим фактором оказывается представление о «социальной норме», которой противопоставлен внесистемный маргинальный герой. Социальный мир, выстроенный на новых принципах, отличается существенно большей подвижностью, вариативностью, допускает альтернативные формы своего существования.