«Повести Белкина» А. С. Пушкина и «Компромисс» С. Д. Довлатова: поэтика театральности
Ксения Алексеевна Ражева
Докладчик
студент 4 курса
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (филиал в Нижнем Новгороде)
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (филиал в Нижнем Новгороде)
Ключевые слова, аннотация
В докладе предпринимается попытка выявить особенности
поэтики цикла повестей С. Д. Довлатова «Компромисс», типологически восходящие к
поэтике прозы А. С. Пушкина 1830-х гг. Героям Довлатова, как и пушкинским,
свойственно ролевое поведение, соответствующее определенному литературному
штампу. На противоречиях между жизнью и сценарием, подлинным обликом и амплуа основана
авторская ирония. Также в «Компромиссе» можно обнаружить элементы
карнавализации, сближающие цикл повестей Довлатова с «Повестями Белкина».
Тезисы
Повести С. Д. Довлатова, вошедшие
в цикл «Компромисс», создавались параллельно с повестью «Заповедник» (1983), в
которой, как и в своем филологическом выступлении «Блеск и нищета русской
литературы» (1982), Довлатов подчеркивал близость своих эстетических и
мировоззренческих установок пушкинским.
Задача данной работы — выявить особенности поэтики «Компромисса», типологически восходящие к поэтике прозы А. С. Пушкина. Одной из таких особенностей нам представляется театрализованность художественного мира повестей, которая сближает довлатовский цикл с «Повестями Белкина». Как отмечают В. Е. Хализев и С. В. Шешунова, персонажам пушкинских «Повестей» свойственна ориентация на высокие литературные образцы и ролевое поведение, соответствующее выбранным ими сентиментально-романтическим амплуа. Однако смысловые возможности, заложенные в этих ролевых моделях, не реализуются, потому что жизнь, проникая в сценарий, не позволяет ни одному «спектаклю» быть сыгранным до конца. Ирония в «Повестях Белкина» основана на внутреннем противоречии в образе персонажа, которое разрушает идейное единство амплуа, но само ролевое поведение не является объектом осмеяния и не лишает героев естественности. С другой стороны, пушкинская ирония становится «антииронией» (В. Э. Вацуро) в репликах персонажей, где совмещается пародийное и серьезное.
Персонажи повестей из цикла Довлатова «Компромисс», подобно пушкинским, наделены чертами ролевого поведения, в основу которого положены литературные штампы и киноштампы, узнаваемые читателем-современником. Театральность образов в художественном мире «Компромисса» концентрируется в «Компромиссе десятом», где соединены различные сюжетные схемы русской литературы и американского кинематографа, смысловые возможности которых не реализуются до конца. Ролевым моделям также соответствует поведение женских персонажей «Компромисса», которое становится объектом иронии. Однако амплуа не противоречит естественности персонажей и изображается доброжелательно.
В результате в художественном мире «Компромисса», построенном на оппозиции правды и лжи, снимается противопоставление жизненного и театрального, естественного и искусственного. Можно сделать вывод о сходстве мировоззренческой установки Довлатова с пушкинской поэтикой приятия мира. Вместе с театральностью в «Компромисс» проникают элементы карнавализации, что сближает цикл повестей Довлатова с «Повестями Белкина», в которых смыслообразующую роль играют костюмные детали, мотивы перевоплощения и подмены. Изучение типологических схождений поэтики прозы Довлатова и Пушкина открывает перспективы для более полного понимания единства мировоззрения писателей и осмысления пушкинского в творчестве Довлатова.
Задача данной работы — выявить особенности поэтики «Компромисса», типологически восходящие к поэтике прозы А. С. Пушкина. Одной из таких особенностей нам представляется театрализованность художественного мира повестей, которая сближает довлатовский цикл с «Повестями Белкина». Как отмечают В. Е. Хализев и С. В. Шешунова, персонажам пушкинских «Повестей» свойственна ориентация на высокие литературные образцы и ролевое поведение, соответствующее выбранным ими сентиментально-романтическим амплуа. Однако смысловые возможности, заложенные в этих ролевых моделях, не реализуются, потому что жизнь, проникая в сценарий, не позволяет ни одному «спектаклю» быть сыгранным до конца. Ирония в «Повестях Белкина» основана на внутреннем противоречии в образе персонажа, которое разрушает идейное единство амплуа, но само ролевое поведение не является объектом осмеяния и не лишает героев естественности. С другой стороны, пушкинская ирония становится «антииронией» (В. Э. Вацуро) в репликах персонажей, где совмещается пародийное и серьезное.
Персонажи повестей из цикла Довлатова «Компромисс», подобно пушкинским, наделены чертами ролевого поведения, в основу которого положены литературные штампы и киноштампы, узнаваемые читателем-современником. Театральность образов в художественном мире «Компромисса» концентрируется в «Компромиссе десятом», где соединены различные сюжетные схемы русской литературы и американского кинематографа, смысловые возможности которых не реализуются до конца. Ролевым моделям также соответствует поведение женских персонажей «Компромисса», которое становится объектом иронии. Однако амплуа не противоречит естественности персонажей и изображается доброжелательно.
В результате в художественном мире «Компромисса», построенном на оппозиции правды и лжи, снимается противопоставление жизненного и театрального, естественного и искусственного. Можно сделать вывод о сходстве мировоззренческой установки Довлатова с пушкинской поэтикой приятия мира. Вместе с театральностью в «Компромисс» проникают элементы карнавализации, что сближает цикл повестей Довлатова с «Повестями Белкина», в которых смыслообразующую роль играют костюмные детали, мотивы перевоплощения и подмены. Изучение типологических схождений поэтики прозы Довлатова и Пушкина открывает перспективы для более полного понимания единства мировоззрения писателей и осмысления пушкинского в творчестве Довлатова.