Влияние Фукусимской катастрофы 2011 г. на японскую литературу
Анастасия Сергеевна Костина
Докладчик
студент 4 курса
Санкт-Петербургский государственный университет
Санкт-Петербургский государственный университет
Ключевые слова, аннотация
В работе представлено исследование японской художественной литературы, созданной в период после аварии на АЭС Фукусима, на материале сборника рассказов японских авторов «March Was Made of Yarn». В ходе исследования было выявлено, что в художественной литературе после аварии появилось несколько новых для японской прозы мотивов, а именно: открытое выражение недоверия правительству и его политике относительно ядерной энергии, четкое осознание незащищенности, а также то, что центром повествования вместо идеи сплоченности перед лицом опасности становятся личностные переживания конкретного человека.
Тезисы
Данная работа посвящена возникшим после Фукусимы тенденциям в японской литературе пост-катастрофы. Цель данного исследования — выявить новые мотивы в художественных произведениях, написанных после аварии. Актуальность выбранной темы заключается в том, что при таком подходе в фокусе внимания оказываются социальные изменения и их отражение в литературе, написанной после катастрофы. Исследование проводится, главным образом, на материале сборника рассказов японских авторов «March Was Made of Yarn». Для достижения цели исследования в работе используются мотивный, сравнительный и нарративный анализ текста.
В рассказах данного сборника были выявлены следующие общие мотивы.
1. Выражение недоверия правительству.
Японское правительство призывало к немедленному преодолению последствий аварии, в то время как настоящие масштабы катастрофы скрывались, а у большинства не было возможности их оценить, что в дальнейшем и породило недоверие. На фоне насаждаемого патриотизма и лозунгов «Вперед, Япония!» («がんばれニッポン») писатели, напр., Гэнъитиро Такахаси (高橋源一郎), выражают протест против «всепоглощающего патриотизма», который разделяют далеко не все японцы, как это пытаются представить СМИ. Он называет такой патриотизм механизмом воздействия на массы, работающим в угоду правительству, но не на благо жертв катастрофы, которых в «суматохе возрождения» просто обезличили и обесценили.
2. Недовольство правительственной политикой в отношении ядерной энергии.
Художественная литература стала платформой для пропаганды освобождения от ядерной энергии и закрытия АЭС на территории Японии. Напр., Йоко Тавада (多和田葉子) высказывает открытое недовольство политикой правительства в отношении ядерной энергии, а также безопасности атомных станций. Герой Тавада несколько раз с ужасом предрекает повторение Фукусимы в обозримом будущем и говорит о нежелании правительства осознавать реальность существующей угрозы.
3. Утверждение права человека на переживание и выражение эмоций.
Коллективность — одна из главных особенностей японской культуры. Личное должно оставаться скрытым ради общего дела, ради восстановления страны. Однако после аварии авторы заговорили о праве каждого на личное горе, злость и отчаяние, осознание и проговаривание собственных эмоций. Человек имеет право выражать свои эмоции, а не подчиняться коллективному мышлению. Акцент сместился с традиционного концепта эфемерности бытия и связанного с ним принятия горя на переживания конкретного человека.
Таким образом, катастрофа на АЭС Фукусима стала толчком к возникновению новых тенденций в японской художественной литературе. Человек и его личные эмоции стали центром повествования литературы пост-катастрофы. В дальнейшем это даст возможность более детально рассмотреть проявление индивидуального в японской литературе такого типа.
В рассказах данного сборника были выявлены следующие общие мотивы.
1. Выражение недоверия правительству.
Японское правительство призывало к немедленному преодолению последствий аварии, в то время как настоящие масштабы катастрофы скрывались, а у большинства не было возможности их оценить, что в дальнейшем и породило недоверие. На фоне насаждаемого патриотизма и лозунгов «Вперед, Япония!» («がんばれニッポン») писатели, напр., Гэнъитиро Такахаси (高橋源一郎), выражают протест против «всепоглощающего патриотизма», который разделяют далеко не все японцы, как это пытаются представить СМИ. Он называет такой патриотизм механизмом воздействия на массы, работающим в угоду правительству, но не на благо жертв катастрофы, которых в «суматохе возрождения» просто обезличили и обесценили.
2. Недовольство правительственной политикой в отношении ядерной энергии.
Художественная литература стала платформой для пропаганды освобождения от ядерной энергии и закрытия АЭС на территории Японии. Напр., Йоко Тавада (多和田葉子) высказывает открытое недовольство политикой правительства в отношении ядерной энергии, а также безопасности атомных станций. Герой Тавада несколько раз с ужасом предрекает повторение Фукусимы в обозримом будущем и говорит о нежелании правительства осознавать реальность существующей угрозы.
3. Утверждение права человека на переживание и выражение эмоций.
Коллективность — одна из главных особенностей японской культуры. Личное должно оставаться скрытым ради общего дела, ради восстановления страны. Однако после аварии авторы заговорили о праве каждого на личное горе, злость и отчаяние, осознание и проговаривание собственных эмоций. Человек имеет право выражать свои эмоции, а не подчиняться коллективному мышлению. Акцент сместился с традиционного концепта эфемерности бытия и связанного с ним принятия горя на переживания конкретного человека.
Таким образом, катастрофа на АЭС Фукусима стала толчком к возникновению новых тенденций в японской художественной литературе. Человек и его личные эмоции стали центром повествования литературы пост-катастрофы. В дальнейшем это даст возможность более детально рассмотреть проявление индивидуального в японской литературе такого типа.