Вопрос о драматическом начале в творчестве Достоевского не раз поднимался критиками и исследователями. Одни из них — такие, как Вяч. Иванов, Д. С. Мережковский, С. Н. Булгаков, — говорили о т. н. «внутреннем трагизме» его романов, делая акцент на содержательной их стороне, другие же (К. В. Мочульский, Г. И. Чулков) —  на формальной, или структурной, признавая, что традиции драмы нашли у Достоевского воплощение и в самих принципах построения его произведений. 
Иванов отмечал, что некоторые художественные приёмы автора кажутся как бы прямым перенесением условий сцены в эпическое повествование. Данное замечание применимо и к системе персонажей, а конкретнее — к особенностям построения художественных образов героев. Наша задача — с помощью сопоставления структурных черт амплуа наперсника с характеристиками Разумихина поразмышлять о возможности частичной ориентации Достоевского на образ из классицистического канона действующих лиц трагедии.
Особое внимание уделено типологической антитезе «трагического» (Раскольников) и «нетрагического» (Разумихин) сознания героев, традиционной для трагедии классицизма и воплощённой в персонажных парах типа трагический герой/наперсник (напр., Гамлет/Горацио). Речь пойдёт о том, как данная антитеза реализует себя в образах интересующих нас героев, актуализируясь на различных уровнях повествования (от портретной характеристики до уровня «идей»).
Ключевым моментом исследования представляется вопрос о степени «зависимости» персонажа Достоевского от амплуа наперсника: как мы выясним, учитывая все совпадения и параллели, образ Разумихина, вбирая в себя некоторые черты, свойственные драматическому конфиденту, оказывается шире рамок амплуа. Подчинённый воле и задачам автора, он воплощает конкретный смысл, обусловленный данным контекстом, и всё «типическое», что есть в этом образе, актуализирует новые смыслы, которые, преодолевая традицию, становятся индивидуально-авторскими.