Зрелое творчество А. П. Чехова имеет репутацию бесстрастного объективного повествования, в котором позиция повествователя или нейтральна, или скрыта за «голосом» героя (т.н. «персональное повествование»). Однако, несмотря на принципиальную, обусловленную поэтикой и риторикой текста невыявляемость психологической и идеологической позиции нарратора и — шире — автора, чеховский текст производит на читателя сильное эмоциональное впечатление.
Секрет этого эмоционального воздействия считается одной из важнейших загадок Чехова — как для филологического анализа, так и для творческих интерпретаций. Из чего складывается и как функционирует язык эмоций в мире Чехова? Какие средства выражения предлагает для этого языка кинотекст? Какую из экранизаций — К. Серебренникова или К. Шахназарова — можно считать более созвучной чеховской повести? Именно эти вопросы будут рассмотрены в докладе.

На основе анализа поэтики, лингвистического анализа и рецептивного анализа текста были выделены приемы, с помощью которых достигается: а) изображение определенной эмоции (а именно эмоции «отвращение») при внешней объективности и бесстрастности повествования, b) формирование определенной эмоции у реципиента (читателя или зрителя).

В докладе анализируется суггестивность чеховского нарратива. Демонстрируется, как на разных лингвистических уровнях (фонетическом, морфологическом, лексическом, синтаксическом) формируется эмоция с семантическим комплексом «отвращение».

С опорой на данные статистического анализа мы показываем, как данная эмоция закладывается в поле рецепции.

Эмоция «отвращение» непосредственно связана с интермедиальной метафорой «руин». Эта метафора — одна из смыслообразующих в культурном языке XIX ст. В чеховском мире именно эмоция становится одним из знаков ее принципиального переосмысления.

И метафора, и словесные формы представления эмоции не могут быть буквально перенесены в кинотекст, но требуют поиска особых решений в процессе экранизации. В докладе сопоставляются решения, найденные Серебренниковым и Шахназаровым.