Иронические поэмы 1836–1838 гг. фиксируют важные изменения в творческой эволюции М. Ю. Лермонтова, его иронически декларируемый отказ от романтической мечты и от «нравственности». На первый план в них выходит «шутка», игра. В отличие от «Сашки», где столкновение разнородных планов, является определяющим принципом организации авторского повествования, «Тамбовская казначейша» последовательно иронична. При этом, как и в «Сашке», повествовательная стратегия автора «Тамбовской казначейши» отличается диалогичностью и стремлением вовлечь читателя в творческий процесс. Основное место в поэме занимает игра литературной формой: воспроизведение пушкинской иронической интонации, мотивов и размера «Евгения Онегина», переосмысление известных читателю романтических текстов. Эта нарочитая «литературность» является в поэме одним из главных принципов активизации читательского сознания. В поэме «Тамбовская казначейша» Лермонтов широко использует такие приемы активизации художественного воображения читателя, как рассуждение о повествовании и создаваемом тексте; апелляция к мнению и опыту читателя; сопоставление личного опыта повествователя, читателя и общепринятых оценок; «предсказывание» читательской реакции; сюжетные и повествовательные умолчания и недоговорки. Принцип организации читательского восприятия в совместной творческой игре продолжает традицию русской бурлескной поэмы, которая (наряду с поэмами Байрона) во многом определила пути создания пушкинского романа в стихах. На эту традицию ориентируется и автор «Тамбовской казначейши»: одновременно серьезно (прямо ориентируясь на свободное повествование), и иронически (обыгрывая мотивы известных текстов). «Перелицовка» широкого круга литературных образцов создает у читателя впечатление легкой игры, в которой эстетическое важнее этического.