Дискуссии, проводившиеся в СССР под девизом «В спорах рождаются истины», как правило, утверждали истины, рожденные до начала дискуссии. Однако было бы упрощением сводить эти мероприятия к простому противопоставлению режима и его жертв, не ставивших перед собой никаких задач, кроме самооправдания. Так, в рамках дискуссии а марризме, практически исчерпавшем себя к 1950 г., звучит критика структурализма, в которой легко просматривается желание возродить сравнительно-историческое языкознание в привычном младограмматическом варианте. С другой стороны, «Дискуссия, о фонеме» (1951–1952), также проводившаяся в свете «гениальных трудов И. В. Сталина», показывает, что запрет на имена ученых-эмигрантов не был абсолютным, и сама дискуссия может вестись в сугубо научном ключе, даже без ссылок на «Марксизм и вопросы языкознания» (ср. Реформатский).
Следуя тому же принципу, А. А. Реформатский в своем «Послесловии» к «Основам фонологии» (1960) предпочел обсуждению разногласий между москвичами и пражцами (например, по поводу архифонемы и гиперфонемы, «варианта» и «вариации») взгляд изнутри, более продуктивный при выяснении достоинств и недостатков теории. Такая позиция сближала Реформатского с Трубецким, который, не будучи историком языкознания и не заботясь о публичном утверждении собственного приоритета (ср., однако: «свою теорию я создавал сам» в письме Р. О. Якобсону), предпочел поместить свою теорию в широкий историко-лингвистический контекст, назвав в числе предшественников Бодуэна де Куртенэ, а современников — Л. В. Щербу.
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №16-18-02042).