В период между двумя мировыми войнами Прага наряду с Берлином, Белградом и Парижем принадлежит к наиболее известным в мире культурным центрам русской эмиграции. В случае русской эмиграции, с одной стороны, некритически акцентировалась ее явно проявляющаяся функция «оплодотворяющей» духовной миссии, с другой стороны подчеркивалось стремление объединить русскую «расширяющуюся» мысль сo среднеевропейским и западноевропейским философским и художественным мышлением. Одним из первых сформулировал это мнение эмигрантский историк литературы Глеб Петрович Струве (1898–1985) в своей монографии «Русская литература в изгнании» (Нью-Йорк, 1956). Как это ни парадоксально, также чешская и мировая историография славяноведения деятельность русской литературно-научной эмиграции в межвоенной Чехословакии объединяет в основном с ограниченным числом имен (Р. О. Якобсон, Д. Чижевский, П. Богатырев и др.), принимающих участие в структурной методологии Пражского лингвистического кружка. На самом деле здесь воздействовал широкий спектр исследователей различных поколений, методологического и профессионального диапазона, который своей славяноведческой и компаративистической шириной превзошел богемистические рамки и вмешивался напр. в руссский и украинский языки. Большинство из них были исследователи позитивизма и психологизма с различно реализованой филологической и культурноисторической ориентациией, которые на основе обширных исследований материалов были направленны к синтезирующим монографиям. Можно привести А. Бема, Й. Ляцкого, В. Францева, Й. Перфецкого, С. Вилинского, Л. Билецкого и др., чьих методологическую позицию можно охарактеризовать как непрерывный синтез традиционной русской культурно-исторической школы, морфологии и компаративистики (А. Веселовский) и психологизма (А. Потебня).