Герои классической русской прозы получают разное воплощение на драматической сцене и киноэкране, что продиктовано не только культурно-историческими факторами, индивидуальным стилем интерпретатора и т. д., но и жанрово-коммуникативными параметрами вторичных литературных текстов (сценическими и сценарными разработками), которые предшествуют театральной постановке и фильму.
Особый исследовательский интерес представляет булгаковский перевод поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души» для театра и кино. В киносценарии, как и в поэме, информация пропущена через сознание автора-повествователя и многочисленных персонажей, названных и не­названных, тогда как в комедии — через сознание ограниченного круга принципиально названных действующих лиц, том числе Чтеца, или Первого. В ней закономерно доминирует озвученное слово текста-первоисточника, монологическая форма которого подверглась диалогизации, мотивированной изменением системы субъектов перцептуальности, отделением образов персонажей от образа автора.
Художественное пространство комедии, в котором функционируют персонажи, остается комнатным, получая расширение только в зоне слышимого, тогда как в кинопоэме оно не ограничено условными театральными рамками. В ней сами переходы между сценами создаются монтажом аттракционов, программирующим удивление воспринимающего, что органично для киносценарной интерпретации, в которой автор осуществляет тотальный контроль за точкой зрения читателя-зрителя. Разный характер трансформации героев классической русской прозы (изменение баланса наблюдаемого и слышимого, образной рецепции и др.) неизбежен на сцене и на экране, он имеет не только субъективный, но и объективный, облигаторный характер.