Действие фактора определенность/неопределенность особенно ярко проявляется при сравнении разных культур, например, русской и немецкой. В культурологических исследованиях русская культура противопоставляется немецкой как обладающая более высоким индексом избегания неопределенности (95 или 75), чем немецкая (65 по шкале от 0 до 120), т. е. россияне испытывают более высокую степень дискомфорта, тревоги, страха перед неизвестными или неопределенными обстоятельствами, чем немцы. Некоторые факты входят в противоречие с обозначенной тенденцией. В лингвистическом плане русский язык противопоставлен немецкому как безартиклевый язык артиклевому, прямо фиксирующему характер определенности/неопределенности описываемой ситуации. Эти языки различаются и как «быть-» или «иметь-язык»: У него (есть) проблема — Er hat ein Problem. Целью обладания является стремление удержать объект владения, обеспечить стабильность, достичь некоего уровня определенности. Модель бытия не боится неопределенности, более того, предполагает ее. «Одна из основных тем Ветхого завета — оставь то, что имеешь, освободись от всех пут: будь!» (Э. Фромм). В литературоведении противопоставление по критерию определенность/неопределенность выступает как противопоставление западного порядка русскому хаосу. Однако именно в Германии русский хаос оценивался и позитивно. Г. Гессе признавал преимущества мятежного, хаотического русского перед западным буржуа, выдвигая небуржуазного человека России и Востока в качестве примера нравственной свежести и силы. Ярким культурологическим свидетельством неопределенности является «глобализация страха» в немецкой культуре. Она фиксируется специальным выражением German Angst, означающим тайные страхи, беспричинную тревогу, неуверенность, когда для этого нет никаких причин.