Русские исполнительские и музыковедческие традиции изначально были ориентированы на немецкие и итальянские модели и соответствующую им терминологию. Французская музыкальная культура рубежа Возрождения — раннего барокко негласно признана была второстепенной и почти не изучалась. Расширение информационного пространства и формирование отечественной школы аутентичного исполнительства побудило исполнителей и исследователей обратиться к французским источникам эпохи, без которых богатейший пласт музыкальной культуры остается неясным и малодоступным как практикам, так и музыковедам. Одновременно выяснилось, что переводческая традиция в области французской старинной музыки практически не сложилась, а потому большинство переводчиков озаботилось поисками более-менее адекватных эквивалентов в немецкой или итальянской терминологии XIX в., усвоенной и общепринятой.
Этот ошибочный подход породил немало курьезов, неточностей и прямых ошибок, поскольку проблема имеет не филологические, а цивилизационные корни. Французскую музыкальную культуру — как в исполнительских, так и в эстетических, социально-исторических аспектах — возможно рассматривать только в контексте совершенно особой, не имеющей аналогов цивилизационной модели, где понятия, представления и профессиональная терминология складывались по своим канонам. Нельзя не учитывать, что профессиональный язык этой эпохи неразрывно связан с социальным положением, религиозными и бытовыми традициями, связями с королевским двором его носителей, а также с юридическими нормами профессиональных корпораций, вне которых не могли существовать музыканты, писаными или неписаными этическим нормами этих корпораций.