В романе Х. Кортасара (1914–1984, Cortázar) «62. Модель для сборки» («62. Modelo para armar») прикладное искусство создания кукол, наряду с изящными  искусствами: скульптурой, живописью, архитектурой, — сюжетно и функционально сосуществующими в пространстве данного текста, — оказывается способным участвовать в моделировании смысла литературного художественного произведения, а также в формировании его интермедиального пространства. Понятие интермедиальности в данном исследовании используется в разработке этого термина А. А. Ханзен-Лёве и Н. В. Тишуниной.
Образ куклы трансформирует в тексте романа свое первоначальное предметное значение в значение метафорическое, дополняя либо завершая характеристики персонажей. Существование образа куклы на сюжетном уровне в рамках семантической оппозиции «жертва/мучитель» обуславливает  его собственную антитетичность (невинность/порочность, невиновность/источник угрозы), продолжая изначально заложенный в кукле как культурной реалии содержательный дуализм универсального, мифологического характера «жизнеподобие/мертвенность», что в романе претворяет образ куклы в символ.
Семантика неподвижности, пассивности, отсутствия жизненного потенциала (характерная также для искусства скульптуры в романе) для данного символического образа оказывается доминантной. Кукла, в традиционной культуре понимаемая преимущественно как подобие живого, как антропоморфное существо с тенденцией к «одушевлению», в тексте ХХ в. становится символом со знаком «минус».
Одновременно с этим интеллектуальная постмодернистская проза и ее автор предлагают читателю более высокий, живой, игровой уровень восприятия произведения. Эссе-метатекст Кортасара «Распотрошенная кукла» («La muñeca rota») продолжает моделировать ситуацию игры, на которую обращает внимание В. Е. Багно (статья «Кукла с сюрпризом, или Искусство разбирать модели»), а именно на то, что текст перед «сборкой» подлежит «разборке». Таким образом, в пространство образа куклы включается весь роман в своей интермедиальной перспективе.