В течение ХХ в. Сараево неоднократно становилось сценой, на которой разыгрывались события мирового значения. Писатели, чей жизненный и творческий путь связан с этим городом, в своих произведениях предпринимали попытки художественного осмысления трагической судьбы Сараево. Представления о Сараево как о мультикультурной столице, существующей на границе православного, мусульманского и католического миров, вобравшей в себя и западные, и восточные традиции, широко представлено в сербской литературе ХХ в. Так, например, Момо Капор сравнивает Сараево с боснийской солянкой — национальным балканским блюдом, представляющим собой смесь множества самых различных ингредиентов, томящихся на медленном огне в закрытой посуде. Иво Андрич, повествуя об этом  городе, использует темпоральный образ: часы на башнях католического собора, православной церкви и мечети бьют в разное время, подчеркивая, что люди разных вероисповеданий живут в параллельных временных системах. Подобные сравнения указывают на осознание писателями опасности, таящейся в сосуществовании непохожих групп людей на единой территории. При этом оба автора указывают, что сосуществование это возможно лишь благодаря хрупкому равновесию, малейшее отклонение от которого приводит к катастрофе. Начало трагедии  обоими авторами также осмысливается одинаково: это сумасшествие, причину которого они видят во взаимной долго сдерживаемой ненависти жителей. Описание его решается в произведениях через изображение обезумевшей от ненависти толпы, подобно единому существу захлестывающей город. Мотив безумия, прорывающегося наружу, может быть поддержан отдельными деталями описания толпы, или  выражен в развернутом аллегорическом сравнении. В своих идейных исканиях писатели приходят к единой модели осмысления сущности города: его персонификации в облике мифологического чудовища. Иво Андрич называет его «бесом ненависти», а Момо Капор — «кровавым зверем», однако сущность этого персонажа представляется схожей. Это некий дремлющий до поры монстр, периодически пробуждающийся и несущий разрушения. В подобном представлении Сараево через образ кровожадного гения места проявляется тяготение писателей к мифологическому осмыслению судьбы города. В повторяемости трагических последствий пробуждения духа города, на которую обращают внимание авторы, прослеживается идея цикличности истории, присущая мифологическому сознанию. Сараево предстает перед читателем как квинтэссенция боснийской, или — шире — балканской модели  мира, которая может быть экстраполирована на мир в целом.