К вопросу о нравственно-этической проблематике романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Николай Александрович Карпов
Докладчик
доцент
Санкт-Петербургский государственный университет
Санкт-Петербургский государственный университет
188
2016-03-16
17:30 -
17:50
Ключевые слова, аннотация
В докладе предпринимается попытка по-новому посмотреть на нравственно-этические аспекты проблематики романа «Евгений Онегин».
Тезисы
Изучение нравственно-этического содержания текста оказывается для современной науки о
литературе вещью откровенно периферийной, относится либо к предмету литературной критики, либо к части школьной программы. Очевидно,
что современный исследователь испытывает явное отторжение от любых трактовок
произведений искусства с точки зрения их нравственного и этического содержания.
Причины такой ситуации сложны и многоаспектны и связаны как с общими
тенденциями развития мировой научной гуманитарной мысли в XX в. — начале XXI в., так и с особенностями идеологического климата в российском обществе в
последние десятилетия. Однако этическая
составляющая текста нуждается в реабилитации хотя бы потому, что предмет
науки о литературе — это текст, созданный и воспринимаемый человеческой личностью, которая по
определению является носителем определенных нравственных установок и
ориентаций.
В то же время, касаясь такой проблематики, мы должны понимать, что имеем дело с художественными образами. Поэтому «Татьяны милый идеал» — это, конечно, «идеал», созданный в рамках искусства, характеристика именно эстетического потенциала образа, а не человеческих качеств личности, которой никогда не было. Вести разговор об этическом облике литературного героя позволяет лишь глубина его эстетической проработки. Именно поэтому здесь необходимо доверять тексту, ни в коем случае не допуская произвольных домыслов.
До сих пор в оценках этических аспектов романной проблематики мы находимся в плену «авторитетных» трактовок, воспринимая тот же образ Татьяны «по Достоевскому». Однако, каким бы высоким и благородным ни казался поступок героини, он не делает ее счастливой («а счастье было так возможно, так близко!»), и этот смысл оказывается ключевым в аспекте важнейшей для романа проблемы поиска счастья. В этой связи показательно, что и Татьяна, и Онегин, видя счастье именно в тех самых «наслаждениях любви» (вопреки логике Достоевского) и желая это счастье обрести, само счастье воспринимают не как свойство субъективного мироощущения, а как что-то лежащее вне личности и от личности прямо не зависящее, как некий целеполагаемый объект, который может самопроизвольно приближаться или удаляться. При этом даже для того, чтобы приблизиться к этому объекту, «добиться» счастья, герои, в особенности Татьяна, ничего не предпринимают, оказываются пассивны, мысля себя больше как объекты воздействия, нежели субъекты действия. Этот парадокс можно объяснить как в эстетико-металитературном ключе — как реализацию свободной авторской воли, направленной не на создание жизнеподобных образов, а на воплощению сугубо эстетических задач, так и в традиционно историко-литературном: герои романа есть некая производная от их среды, идея «самостоянья человека» придет к Пушкину позже.
В то же время, касаясь такой проблематики, мы должны понимать, что имеем дело с художественными образами. Поэтому «Татьяны милый идеал» — это, конечно, «идеал», созданный в рамках искусства, характеристика именно эстетического потенциала образа, а не человеческих качеств личности, которой никогда не было. Вести разговор об этическом облике литературного героя позволяет лишь глубина его эстетической проработки. Именно поэтому здесь необходимо доверять тексту, ни в коем случае не допуская произвольных домыслов.
До сих пор в оценках этических аспектов романной проблематики мы находимся в плену «авторитетных» трактовок, воспринимая тот же образ Татьяны «по Достоевскому». Однако, каким бы высоким и благородным ни казался поступок героини, он не делает ее счастливой («а счастье было так возможно, так близко!»), и этот смысл оказывается ключевым в аспекте важнейшей для романа проблемы поиска счастья. В этой связи показательно, что и Татьяна, и Онегин, видя счастье именно в тех самых «наслаждениях любви» (вопреки логике Достоевского) и желая это счастье обрести, само счастье воспринимают не как свойство субъективного мироощущения, а как что-то лежащее вне личности и от личности прямо не зависящее, как некий целеполагаемый объект, который может самопроизвольно приближаться или удаляться. При этом даже для того, чтобы приблизиться к этому объекту, «добиться» счастья, герои, в особенности Татьяна, ничего не предпринимают, оказываются пассивны, мысля себя больше как объекты воздействия, нежели субъекты действия. Этот парадокс можно объяснить как в эстетико-металитературном ключе — как реализацию свободной авторской воли, направленной не на создание жизнеподобных образов, а на воплощению сугубо эстетических задач, так и в традиционно историко-литературном: герои романа есть некая производная от их среды, идея «самостоянья человека» придет к Пушкину позже.