Способность повествовать между вымыслом и реальностью всегда оставалась неослабевающим источником творческого напряжения, но в ряде постмодернистских произведений это колебание становится центральным фокусом художественной рефлексии. Среди нарративных фигур, обеспечивающих этот эффект в литературе и кино, особым статусом обладает редупликация, известная во французской и англоязычной теории как mise en abyme. Редупликация — это, в первую очередь, особая семиотическая ситуация, устанавливающая (авто)референцию к элементам собственной структуры. В нарративно организованных дискурсах редупликация расщепляет повествование на несколько тождественных формообразований, затрагивая при этом как элементы самой истории («Жить своей жизнью» Ж.-Л. Годар), так и процесс порождения или восприятия произведения («8 ½» Ф. Феллини). Наделяя пространство многомерностью и создавая семантические итерации, редупликация прочерчивает дополнительные сюжетные линии поверх основного сюжетного пространства. Расщепляя нарратив на вторичные миры историй («storyworlds»), редупликация одновременно накладывает особые законы на интерпретацию. Так создается дополнительная смысловая игра, моделирующая читательские ожидания относительно первичности/вторичности, достоверности/вымышленности микронарративов. Но если редупликация — это дублирование в пространстве текста какого-либо его фрагмента, то как классифицировать случаи, когда в роли этого фрагмента выступает чужой текст? Несмотря на то, что явлению mise en abyme посвящены серьёзные исследования на материале литературных (L. Dällenbach, M. Bal, B. McHale и др.) и кинематографических источников (S. Fevry, J.-M. Limoges), интертекстуальная редупликация никогда не становилась непосредственным объектом изучения. Этот случай наиболее очевидно воплощен в фильме «Часы» С. Долдри (2002), где в качестве редупликации выступает другой, опосредованный культурой текст («Миссис Дэллоуэй» В. Вулф). Выходя за рамки экранизации одноимённого романа постмодернистского писателя М. Каннингема (1999 г.), фильм С. Долдри выстраивает непосредственный диалог с прецедентным текстом В. Вулф. Редупликация приближается к пересмотру границ нарративной логики в киноязыке: она затрагивает не только внешний план произведения (транспонируя «моменты бытия» из текста Вулф на нарративный уровень «Часов»), но и внутренний, интроспективный план (преображая внутренние монологи и мельчайшую «эпизодизацию» в чередующиеся образы-движения (Ж. Делёз), составляющие основную материю фильма). В конечном итоге редупликация размывает границы между «вымышленным» и «реальным», подчеркивая трансформирующую роль «чужого слова» в киноязыке.