Луи-Фердинанд Селин: между немцами и русскими
Сергей Леонидович Фокин
Докладчик
профессор
Санкт-Петербургский государственный экономический университет
Санкт-Петербургский государственный экономический университет
129
2016-03-19
13:55 -
14:15
Ключевые слова, аннотация
В докладе речь пойдет о том, как в середине 1930-х гг. складывалась политическая позиция автора прогремевшего по всей Европе романа «Путешествие на край ночи». Исходя из оценок большевистской России и национал-социалистической Германии, рассеянных по памфлетам 1930-х гг. (Bagatelles pour un massacre (1937), L’École des cadavres (1938), Les Beaux draps (1941)),а также в личных письмах и критических выступлениях этих лет, мы попытаемся показать, что афишируемые анархичность и беспартийность, писателя были не более чем маской французского националиста-почвенника, тяготевшего к расизму.
Тезисы
1. Один из самых устойчивых мифов в восприятии образа Л.-Ф. Селина сводится к распространенному мнению, согласно которому писатель, прошедший через трагический опыт Великой войны (1914–1918), был убежденным анархистом и пацифистом, отказывавшимся принять чью-либо сторону в политических конфликтах 1930-х гг., вылившихся в новую мировую войну.
2. Анализ литературных документов, прежде всего,так называемых «Полемических сочинений» (Bagatelles pour un massacre (1937), L’École des cadavres (1938), Les Beaux draps (1941)), а также переписки и критический выступлений обнаруживает, тем не менее, определенную динамику роста политического самосознания писателя, живо реагировавшего на противостояние большевистской России и национал-социалистической Германии, которое образовывало главный нерв европейской политической жизни тех лет. В этом плане важным представляется то обстоятельство, что мысль Селина, в отличие, например, от П. Дриё Ла Рошеля, направлена не столько на характеристики отдельных политических режимов или деятелей (большевизм и Сталин, национал-социализм и Гитлер, фашизм и Муссолини), сколько на постижение национальных или даже расовых элементов того или иного народа (русские, немцы, итальянцы), которые обрели соответствующие воплощения в современных государственных институтах.
3. В политических построениях Селина 1930-х гг., которые могут выглядеть довольно анархичными, беспартийными и хаотичными, доминирует т. н. «медицинская точка зрения», определявшая его видение человека в понятиях природы, рода, расы, а также — здоровья и болезни. Для Селина писателя-врача люди суть носители заразы, вот почему политические институты он также характеризует в терминах жизнеспособности или болезнетворности. Не питая иллюзий относительно современной французской республиканской системы, которая представляется ему разложившейся из-за доминирующего влияния «еврейской партии», Селин, тем не менее, тяготеет к некоей коренной, почвеннической «французскости», которую он рассматривает не сквозь призму утонченного «французского духа», а через своего рода «французское тело», «французскую натуру»: отсюда его устойчивое внимание в Рабле, Золя и… Прусту.
4. В русских и немцах он также ищет каких-то устойчивых природных элементов, отсюда его повышенное внимание к тем писателям, которые могут представать как выразители каких-то исконных народных стихий: Достоевский в России, Гете в Германии; вместе с тем, такая установка не исключает внимания к современному искусству этих стран, но главное — повышенного интереса к повседневной жизни больших городов: Ленинград и Берлин.
2. Анализ литературных документов, прежде всего,так называемых «Полемических сочинений» (Bagatelles pour un massacre (1937), L’École des cadavres (1938), Les Beaux draps (1941)), а также переписки и критический выступлений обнаруживает, тем не менее, определенную динамику роста политического самосознания писателя, живо реагировавшего на противостояние большевистской России и национал-социалистической Германии, которое образовывало главный нерв европейской политической жизни тех лет. В этом плане важным представляется то обстоятельство, что мысль Селина, в отличие, например, от П. Дриё Ла Рошеля, направлена не столько на характеристики отдельных политических режимов или деятелей (большевизм и Сталин, национал-социализм и Гитлер, фашизм и Муссолини), сколько на постижение национальных или даже расовых элементов того или иного народа (русские, немцы, итальянцы), которые обрели соответствующие воплощения в современных государственных институтах.
3. В политических построениях Селина 1930-х гг., которые могут выглядеть довольно анархичными, беспартийными и хаотичными, доминирует т. н. «медицинская точка зрения», определявшая его видение человека в понятиях природы, рода, расы, а также — здоровья и болезни. Для Селина писателя-врача люди суть носители заразы, вот почему политические институты он также характеризует в терминах жизнеспособности или болезнетворности. Не питая иллюзий относительно современной французской республиканской системы, которая представляется ему разложившейся из-за доминирующего влияния «еврейской партии», Селин, тем не менее, тяготеет к некоей коренной, почвеннической «французскости», которую он рассматривает не сквозь призму утонченного «французского духа», а через своего рода «французское тело», «французскую натуру»: отсюда его устойчивое внимание в Рабле, Золя и… Прусту.
4. В русских и немцах он также ищет каких-то устойчивых природных элементов, отсюда его повышенное внимание к тем писателям, которые могут представать как выразители каких-то исконных народных стихий: Достоевский в России, Гете в Германии; вместе с тем, такая установка не исключает внимания к современному искусству этих стран, но главное — повышенного интереса к повседневной жизни больших городов: Ленинград и Берлин.