XVIII Международная конференция студентов-филологов

Лингвотекстологические наблюдения над Олонецким сборником заговоров XVII в.

Алина Сергеевна Алексеева
Докладчик
научный сотрудник
Русская христианская гуманитарная академия

195
2015-04-09
18:20 - 18:40

Ключевые слова, аннотация

Наиболее раннее и наиболее полное собрание рукописных заговоров – Олонецкий сборник 2-й четверти XVII в. (БАН 21.9.10) – послужил предметом значительного количества исследований и публикаций, однако ряд мест рукописи по-прежнему требует лингвистического и текстологического комментария. В докладе предлагаются альтернативные чтения некоторых фрагментов с опорой на данные словарей древнерусского языка и русских народных говоров, а также на классические пособия по палеографии, исторической грамматике и диалектологии. 

Тезисы

Сборники рукописных заговоров XVII в., являясь ценнейшим источником для исторической фольклористики, представляют и значительный историко-лингвистический интерес. Текстологическая гетерогенность таких сборников, включающих в себя материалы разного – устного и книжного – происхождения, проявляется и в языке, обусловливая соединение в текстах черт разных языковых регистров. Будучи наиболее ранним и наиболее полным собранием рукописных заговоров, Олонецкий сборник 2-ой четверти XVII в. (БАН 21.9.10; далее – ОС) послужил предметом значительного количества исследований (преимущественно фольклорно-исторической направленности) и публикаций. Однако ряд мест рукописи по-прежнему требует лингвистического и текстологического комментария.
Так, в последнем издании ОС, выполненном под редакцией А.Л. Топоркова, приводится фрагмент записи №41 «Обряды с новорожденным теленком» (орфография упрощена; в круглых скобках исследователь восполняет буквы под титлом и дает конъектуры, выносные буквы вносятся в строку):
3 ж обволокши, поклонит(ь), а 3 ж говори; да взят(ь) гверстянной камен(ь), да обвязат(ь) в белой платок, а вязат(ь) куколкой, да красной ниткой обвит(ь), да положы в ноги в задние, где корова стоит, в навоз; а говори:
(2) Восе тебе, земля мат(и), верча от сей животине; старой поблюди, а молодой подроди.
Опираясь на контекст и данные словарей русских диалектов, А.Л. Топорков определяет значение лексемы верча как ‘платок, связанный в виде куколки и обвитый ниткой’. Повторное обращение к копиям рукописи позволяет отметить, что на месте буквы «ч» достаточно надежно читается «г» («ч» обычно имеет более глубокую чашечку). Вероятно, перед нами древнейшая фиксация прибалтийско-финского заимствования верги, одно из значений которого, согласно Словарю русских народных говоров (далее – СРНГ), – ‘заклинания: чары, колдовство’. В примере из СРНГ ставить верги слово относится к жертвенным приношениям, совершаемым в случае болезни кого-то из домашних или домашнего скота.  Интересно, что в записи ОС употребляется освоенная форма Nom. Sg., в отличие от словарных примеров, причем с подчеркнуто предметным значением, что еще более сближает значение лексемы с фин. verha ‘жертва’, к которому возводится форма Acc. Pl.
В докладе мы предложим альтернативные чтения некоторых мест ОС, опираясь на данные словарей древнерусского языка и русских народных говоров, а также на классические пособия по палеографии, исторической грамматике и диалектологии.