Абстрактное понятие «смерть», зафиксированное фразеологизмами и паремиями русского языка, тяготеет к конкретизации. Смерть в воображении русских представляется в виде существа, которое имеет одеяния, совершает действия, наделено определенными чертами характера. Для русского народа в первую очередь характерно отождествление этого существа с лицом женского пола: Курносая со двора потурила. Турнула курноска со двора. Персонификация смерти посредством женского образа, вероятно, связана с соотношением древних мифологических оппозиций: плохое – хорошее: женское – мужское. Сопоставляя женский образ смерти в близких славянских культурах, например, польской и русской, мы замечаем, что для польской культуры традиционно упоминание атрибута женщины-смерти – косы, так как согласно костёльной иконографии «встречается она [смерть] в виде скелета с косой в руке, часто в сопровождении ангела и дьявола», «выполняет Богову волю и приходит, чтобы перерезать человеческую жизнь». Отсюда описание смерти как конкретного действия, совершаемого с косой человеком или самой смертью: польск. pod kosę (śmierci) głowę podłożyć [под косу (смерти) голову положить]; Nie z łopatą, z zegarkiem śmierć chodzi i z kosą, jej dosyć ściąć, niech inni do mogiły niosą [Не с лопатой, с часами ходит смерть и с косой, ей достаточно срезать, пускай другие в могилу несут]. В русском языке семантика косы как орудия смерти во фразеологизмах и паремиях нами не отмечена, хотя у В.И. Даля есть упоминание о возможном олицетворении: «Смерть олицетворяется под видом человеческого остова, с косою и склянками». Возможно, образ женщины-смерти с косой не вошел в устойчивые сочетания или паремии под влиянием фактора иконописи: в православии принято изображение Успения, а не смерти с косой. Однако отголоски мифологической персонификации смерти, имеющей орудие смерти, отражается в широком распространении этого образа в художественных текстах. Предполагаем, что формирование образа женщины – смерти обусловлено влиянием ранней «материнской» славянской мифологией, несовпадение образов смерти в двух славянских культурах обусловлено различием католической и православной культур. В русской культуре возможно осмысление смерти и через мужской образна существует вариант персонификации смерти через мужское имя Мирошка / Кондрашка: Хватит Мирошка (или: Кондрашка), далече уйдешь. Возможно, на соотнесение смерти с мужским образом повлияла Библия как источник, значимый для русской христианской культуы. Книга Откровений Иоана Богослова является последней книгой Нового Завета. Четвёртый Всадник из Апокалипсиса воплощает собой Смерть. Более позднее, по сравнению со славянской мифологией, влияние христианской религии на персонификацию смерти определяет роль имени собственного. Возможно, через мужской образ обозначается конкретная смерть, а женский образ носит обобщающий характер (Колкова Н.А.). На наш взгляд, в русском сознании смерть обладает огромной силой, и для выражения этой идеи вполне подходит мужской образ. Кроме того, одна из причин смерти в условиях русской природы – мороз, осмысленный как мужское начало и в языке, и в сказках (Морозко). Однако надо заметить, что женское в представлении смерти доминирует. В силу того, что мифологическое входит в качестве основы и в современное сознание, происходит переосмысление фразеологизмов с образом смерти-мужчины. Мужское начало как более позднее гендерное осмысление смерти подвержено трансформации. В русской культуре кондрашка уже не связывается с мужским именем, пишется (как вариант) с маленькой буквы, через а: кандрашка, а главное - согласуется с женским родом глагола прошедшего времени: его кандрашка хватила. Изменение можно проследить и на примерах из художественной литературы. Выявление особенностей коннотативных образов смерти-женщины и смерти-мужчины позволяет  рассмотреть закономерности формирования и развития ментальности русского народа как совокупности его ценностных ориентиров.