44th International Philological Research Conference

Возможности перевода повествования «от автора» на киноязык (на примере фильма «Плохой хороший человек»)

Мария Дмитриевна Андрианова
Докладчик
доцент
Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов

Кинозал
2015-03-14
11:35 - 12:10

Ключевые слова, аннотация

В докладе проводится сравнительный анализ фильма «Плохой хороший человек» (1973) и повести А. П. Чехова «Дуэль», и анализируются возможности передачи средствами киноязыка стилистических особенностей авторской речи. Рассматриваются различные сложности, делающие непереводимыми на киноязык высказывания повествователя о героях или заставляющие упрощать образы персонажей.

Тезисы

Кино − особый вид искусства, который в состоянии не только воплотить, сделать зримыми наши самые смелые фантазии, но и заставить нас поверить в их существование. С помощью современных технических средств кино может показать нам все, что угодно. Но далеко не все, что есть в художественном произведении, в тексте, можно перевести на киноязык. Особенности стилистики повествователя невозможно адекватно передать с помощью вербальных средств, таких, как голос за кадром или передача слов повествователя кому-либо из персонажей. На примере сравнительного анализа фильмов «Плохой хороший человек» (1973) и повести А.П. Чехова «Дуэль» проанализируем возможности передачи средствами киноязыка стилистических особенностей авторской речи. Отметим, что Чехов очень редко позволяет себе открытые высказывания «от автора», того, что В. Шмид называет аукториальным типом повествования. В отличие от Л.Н. Толстого он предпочитает «персональный» тип повествования, то есть смотрит на мир через призму взгляда того или иного персонажа. В фильме следовать этой манере не получается, потому что, замещая персонажа, камера показывает то, что он видит, но не показывает при этом его самого. Приходится чередовать кадры, показывающие персонажей и кадры, показывающие то, что они видят. Но зритель может увидеть мир совсем иначе, чем персонаж, поэтому необходимо направить его, подтолкнуть к нужному восприятию. Для этого применяется музыкальное, звуковое сопровождение и особые операторские приемы. Вторая сложность заключается в том, что довольно трудно показать разницу между тем, как видит себя персонаж (мысленным взором), и как видят его окружающие. Наиболее ярким примером здесь может служить образ Надежды Федоровны, которая видит саму себя элегантной, молодой и красивой, а потом выясняется, что окружающие считают ее костюмы ужасными и подмечают несвежее нижнее белье. Или она резвится на пикнике и чувствует себя легкой как перышко, но слова Лаевского заставляют ее посмотреть на себя в другом виде и почувствовать себя тяжелой, толстой, грубой и пьяной − так, как видят ее недоброжелательные глаза других, например, фон Корена. В фильме передать оба эти взгляда на героиню одновременно невозможно, поэтому режиссеру приходится выбирать: либо показать нечто среднее между самовосприятием героини и ее восприятием окружающими, либо выбрать один из вариантов. В целом режиссер скорее выбирает второй вариант, и героиня в фильме показана такой, какой ей самой хотелось бы себя видеть, она вызывает гораздо больше сочувствия, чем героиня чеховской повести. По сравнению с повестью в фильме очень усилены комические эпизоды, поскольку общий комизм жизни в кино не передается с помощью авторской интонации. Особенно в сцене дуэли, где секундант постоянно наступает в коровье дерьмо и вынужден непрерывно прогонять посторонних с  места дуэли: коров, татар, духанщика с самоваром. Герои приобретают большую однозначность: «плохой» Лаевский в конце «исправляется» под воздействием пережитого; легкомысленная, но в целом хорошая Надежда Федоровна изменяет Лаевскому не в силу собственной развращенности, а по его же вине; Фон Корен в исполнении Высоцкого безукоризненно элегантен и красив без излишнего самолюбования, тогда как в повести в речи повествователя несколько раз делается акцент на его слишком пестрой рубашке, похожей по расцветке на ковер, что свидетельствует о несколько дурном вкусе, а также показывается его склонность к самолюбованию. Доктор Самойленко в фильме лишен того тщеславия, которым он наделен в повести; дьякон также полностью лишен в фильме отрицательных черт, тогда как в повести он показан несколько ограниченным человеком (разговор с духанщиком). В повести Чехова можно проследить динамику характеров персонажей и их постепенное раскрытие перед читателем. Каждый из них оказывается глубже ярче и значительнее, чем кажется вначале. А в фильме, благодаря блестящей игре актеров, сложность характеров фон Корена и Лаевского видна сразу, и отпадает необходимость в авторских ремарках.