Традиционно сюрреалистическое движение в академическом мире рассматривают с двух позиций, чаще всего спорных:  с позиции литературы и с позиции культуры. В первом случае заостряется внимание на литературной технике или методе, особенности поэтического слова или разрыве в трактовке жанров (исследования о метафоре, сюрреалистическом романе или театре в сюрреализме). Во втором случае речь идет об оценке теории, ее морально-этической стороне, когда сюрреализм, по сути своей,  является полем экспериментальной мысли исследователя, нацеленной на изучение  глобальных историко-культурных процессов (работы по ангажированности авангарда или мифотворчестве в модернизме). Между тем, каждый труд исходит из предпосылок индивидуального творчества, выходящего за рамки группы, в которой четко распределяются роли – от авторов-новаторов, составляющих ядро движения (например,  триада Арагон-Бретон-Супо, важная для «интуитивной» фазы сюрреализма, по М. Мюра),  к эпигонам, занимающим периферию (в парижском объединении или на международном уровне). Поэтому продукция сюрреалистического движения рассматривается как слепок из разрозненных творений отдельных индивидуумов и групповых «развлечений» (игр, сеансов гипноза, «инициирующих» прогулок по ночному городу), что наводит на мысль о чисто формальной необходимости  для исследователя говорить о группе. Однако в нашем докладе мы постараемся показать, как важен фактор коллективного творчества для сюрреализма, его развития и закрепления статуса «легитимного авангардного искусства» во французском «интеллектуальном пространстве» 20-30-х годов (Р. Дебри). Наше желание выявить роль «коллективного» в сюрреализме направлено не только на переосмысление функционирования группы и распределения сил внутри нее. Мы постараемся  также показать, насколько феномен коллективного творчества важен для истории авангарда и как он изменяет / преобразует общепринятые понятия о творчестве и индивидуальном гении в контексте «массовизации» культуры в эпоху между двух войн.