«В Сталине я видел секретаря ЦК. А роль секретаря, даже генерального, я понимал как роль человека, отдающего распоряжения машинисткам, следящего за тем, чтобы гасили свет в помещениях», - вспоминал в 1980 году в интервью Михаилу Геллеру Борис Суварин, - «равнодушный к теории […] Сталин постепенно достиг высот, на которых от “успехов” началось у него головокружение, превратившееся в конце в паранойю». Этой цитатой можно определить историю видения фигуры Сталина Б. Сувариным. На протяжении всей своей карьеры, как политической, так и журналистической, Б. Суварин занимался наблюдениями, анализом и комментированием ситуации, которую можно определить как рождение-становление-существование «сталинизма». Кроме собственно исторической составляющей, Б. Суварина интересовали терминологические приемы, связанные с данным историческим явлением. Так, если в 1923-1924 годах Б. Суварин определяет рождение «сталинизма» как ‘manœuvres’ (действия, приёмы), ‘pseudo-communisme’ (псевдокоммунизм), используя такие негативно окрашенные лексические единицы как ‘nuisible’ (причиняющий вред), inadmissible’ (неприемлемый), то в 1927 году он уже называет явление, используя выражение ‘politique stalinienne’ (сталинская политика), а в 1935 году использует термин ‘stalinisme’ (сталинизм). На конференции, проходившей в октябре 1964 года в Стенфордском университете Б. Суварин также делает доклад на тему «сталинизма». Б. Суварин является автором нескольких статей, которые в той или иной мере отражают его отношение к изучаемому явлению. Из статей более позднего периода работы Б. Суварина для нашего исследования наибольший интерес представляют следующие: «Un Caligula à Moscou» (1953), «Khrouchtchev confirme le BEIPI et persiste dans le stalinisme» (1956), «Staline: pourquoi et comment» (1977). В указанных работах представляется возможным провести диахронический анализ становления, развития, изменения и употребления лексем, относящихся к выработке терминологии тоталитаризма, а также сравнить их с более ранней позицией Б. Суварина по данному вопросу. Предварительно можно сделать следующие выводы: Б. Суварин постепенно переходит от активной позиции участника в политической жизни СССР к позиции наблюдателя. Это находит свое отражение и в лексике, которую использует Б. Суварин применительно к понятиям «сталинизма» (в более широком смысле, и «тоталитаризма») – от негативно открашенной лексики и точечных зарождающихся терминов к нейтральной лексике и устойчивой терминологии.