Трактовка ранними летописцами русско-половецких военных конфликтов с историософских позиций, в контексте библейских аналогий, конфессиональной и этнической самоидентификации неоднократно исследовалась в научной литературе, плодотворная разработка этой проблематики ведется и в последнее время. Меньше изучались рассказы о русско-половецких контактах и столкновениях с точки зрения их непосредственного восприятия русскими – как врагов и соседей, союзников и родственников и т.д. Несмотря на то, что менялись взаимоотношения (колебания в соотношении сил, установление со временем родственных связей, устойчивые союзнические взаимодействия с тем или иным княжеским родом и т.д.), ряд принципов изображения половцев в ранних летописях оставался неизменным вплоть до конца XII века (речь не идет о так называемых «своих поганых»). В качестве первой характерной черты такого изображения можно отметить отсутствие какой-либо персонификации: даже когда называются имена ханов или воевод, это не меняет картины: их образы остаются не индивидуализированными. И если в рассказе присутствует прямая речь, то это речь или внутренний монолог «условно коллективные». Другая постоянная черта в сюжетах с половцами – это своеобразная  трактовка этических проблем. Нельзя сказать, что в летописных повествованиях русские идут на коварные и жестокие поступки по отношению к половцам безо всяких колебаний. Владимир Мономах не сразу решается на убийство Итларя и его дружины, напоминая советникам, что он с этими половцами «в роте». Его убеждают, напоминая, что сами половцы нарушали роту неоднократно. В рассказе о победе над половцами Михалки Юрьевича говорится о некоторой рефлексии «наших» относительно участи захваченных в плен половецких «сторожей», которые дали ценные сведении о размере и передвижении основных войск. Однако русские решаются на убийство всех пленных, ибо в противном случае в дальнейшем они проявят себя как «первыи ворози». (Грант РГНФ № 13-04-00010).