Интерес представителей первой волны российской эмиграции, в особенности писателей и философов, к деятелям Октябрьской революции бесспорен. Ирен Немировски в повести-исторической фантазии «Дело Курилова» (1933) при создании образа   революционера Леона (Леонида) М. вдохновлялась тем образом Троцкого-революционера, который сложился у нее после прочтения биографии политика «Моя жизнь. Опыт автобиографии» (1930).
Троцкий пытался создать впечатление, что истинная его жизнь – это политическая борьба, в то время как все, что происходило за ее пределами, является второстепенным, незначительным. Это представление об идеальном революционере, который полностью посвятил свою жизнь борьбе, и отрекся от всего иного, Немировски доводит до предела в образе своего героя. Из  высшей, на взгляд революционеров, жертвы проистекает и чувство превосходства, которое присуще как персонажу повести, так и его прототипу. Леон не раз заявляет, что «автобиография – чистой воды тщеславие», и все же создает произведение этого жанра.  В биографии Троцкого многие ученые отмечают «властность, самоуверенность и тон превосходства».
По всей вероятности, романистка видела одну из главных причин антигуманных поступков носителей революционной идеологии в уменьшении, возможно даже, искоренении значимости института семьи для этого типа людей. В книге «Моя жизнь» Троцкий всячески пытается избежать картин, способных дать читателю представление об эмоциональных привязанностях и его чувствах по отношению к близким и родным. Леон чувствовал недостаток в своей жизни некой важной составляющей, но не мог понять, что она вызвана подлогом родственных связей суррогатом: его взаимоотношениями с партийными соратниками, идеологическими спорами внутри этого коллектива, той энергией, которой заражала его взбудораженная агитаторами толпа.