Постмодернистская апология утопии в романе К. Крахта «1979»
Галина Григорьевна Ишимбаева
Докладчик
профессор
Башкирский государственный университет
Башкирский государственный университет
190
2014-03-15
12:40 -
13:00
Ключевые слова, аннотация
Постмодернистское мировоззрение и постмодернистская
литература неизбежно утопичны. Создавая симулякры, писатель-постмодернист,
действительно, становится творцом утопической реальности Слова. И Кристиан
Крахт, современный немецкий писатель, в этом смысле не исключение: в его романе
«1979» сконструирована подобная лингвистическая утопия, которая, однако,
вступает в непростые отношения с миром реальности и оборачивается жанром
антиутопии.
Тезисы
К. Крахт считает, что именно в 1979 г. произошел подточивший основы бытия
сдвиг, вызвавший радикальные перемены в парадигме духовного развития
человечества. Горькая ирония заключается в том, что старый и новый порядки, по
мнению писателя, на поверку мало чем отличаются: 1) в обоих торжествует
утопическое сознание, которое конструирует мир в соответствии с идеальными
представлениями; 2) оба сталкиваются с тем, что стремление переделать жизнь
ведет к тоталитаризму, объективно провоцируя гибель личности.
Действие романа «1979» подчинено жесткому хронотопу: начале года анонимный
герой вместе с другом Кристофером приезжает в революционный Тегеран с его
диктаторским и деспотическим пафосом насильственного дарования счастья
«исламской республики», в конце года ожидает неминуемой смерти в китайском
исправительно-трудовом лагере.
С первых страниц книги его история наполняется универсальным смыслом за
счет включения в романное пространство рассказов о некоторых масштабных и
серьезных попытках переделки жизни в соответствии с представлениями о должном,
начиная с эпохи Средних веков и заканчивая современностью. Ключ к дешифровке
главной идеи дается в конце первой части романа, где в роли «сюжетодвигателя»
оказывается книга К. Мангейма «Идеология и утопия». Крахт пересматривает
заданную в ней оппозицию, ведя речь об утопии, порожденной идеологией и
превращающейся в антиутопию. Собственно этому посвящена вторая часть романа,
начинающаяся с искусов героя буддистской и христианской утопиями, в рамках
которых рассказчик, как он уверен, обретает свободу. Иллюзорность этой свободы
обнаруживается в китайском исправительно-трудовом лагере № 117. Последние,
«китайские», главы романа являются кульминационными, здесь до предела
концентрируется изображение его главной проблематики: утопия персонального
религиозного самосовершенствования, используемая в своих целях анархистами всех
времен и народов, терпит крах и ставит человека на грань физической гибели и
личностного распада.