Доклад посвящен топонимическим легендам как способу раскрытия этнокультурной информации, хранящейся во внутренней форме топонима. Целью исследования является выявление языковых стимулов, на которые реагирует носитель традиции при порождении легенды, и обобщение значимых фрагментов знания о местности. Та или иная информация оказывается маркирована и осознается как значимая до такой степени, что с ее помощью через топонимикон организуется пространство. Новизна исследования обеспечивается материалом и ракурсом работы, нацеленным не только на мифологическую семантику («чистые» и «нечистые» места), но и на другие представления о пространстве и их отражение в языковых стимулах.
В качестве материала выбраны топонимические легенды Архангельской области в записях Архива духовной культуры Русского Севера СПбГУ и архива Пропповского центра СПбГУ. Эта территория известна не только как «архаичная зона», но и как место взаимовлияния славянской и финно-угорской традиционных и языковых культур, что позволяет анализировать объяснения субстратных топонимов, мотивация которых недоступна для русского наивного языкового сознания. Использованы такие методы, как сплошная выборка для отбора материала, метод ассоциативных полей для анализа стимулов [Березович, 1999] и семантический анализ.
Результатом работы стал анализ языковых сигналов, ведущих к созданию легенды и рассмотрение видов этнокультурного знания, эксплицируемого в толковании топонима в фольклорном тексте. Напр., субстратный топоним Лампожня интерпретируется через два элемента-стимула: Лам и пожня. Можно предположить полукалькирование, русская часть которого понятна и реализует свою семантику ‘луг’, а иноязычная требует переосмысления в соответствии с представлением носителя традиции о семантических моделях называния пространства. Так, в легенде топоним предстает как хранитель знания не только о ландшафте и плодородности почвы, но и о легендарном первопоселенце: И там, единственное, что все луга заливные! Трава большая! Он там скота, лошадей разводил! Ну как бы основатель-то Лам был, Лам его звали. Пожня, вероятно, первичный стимул, который запускает процесс текстопорождения, а Лам как личность возникает и из необходимости обозначить, кому принадлежит луг (локальные традиции называть пахотные наделы по именам работников: Махонькина Чищенка и др.), и по причине высокой оценки роли первопоселенца в истории края.

Литература:
Березович Е. Л. Топонимия и исторические предания: к вопросу о взаимодействии различных версий этнокультурной информации // Ономастика и диалектная лексика. Екатеринбург, 1999. Вып. 3. С. 3—30.