В современных переводах французских текстов середины и второй половины 18 века для передачи выражений hommes de lettres и gens de lettres принято использовать слово «литераторы». Хотя с точки зрения правил современного языка такой перевод кажется логичным, он не схватывает специфику формирующейся к середине 18 в. новой культурно-антропологической фигуры, к которой отсылают эти именования, и в определенных контекстах может приводить к искажениям смысла. Во французском языке 18 в. смысл понятий hommes de lettres и gens de lettres связан с глубокой трансформацией обществ Ancien Régime и c появлением новой для них исторической реальности. Речь идет, прежде всего, о формировании того, что в социальных науках 20 века получит название публичной сферы (sphère publique), и производного от нее исторического феномена – opinion publique. Хорошей иллюстрацией этой ситуации во Франции рассматриваемого периода может служить цитата из речи Кретьена де Мальзерба (1775), произнесенной по случаю его избрания во Французскую академию (курсив мой – В.К.): «Публика [le public] с жадным любопытством обращается к предметам, которые в прежние времена были ей в высшей степени безразличны. Возник суд, не зависящий ни от каких властей и всеми властями уважаемый, суд, ценящий все таланты, выносящий оценки всем видам заслуг. И в просвещенный век, в век, когда каждый гражданин через печать может говорить со всей нацией [nation], те, кто наделен талантом учить людей и даром трогать сердца, одним словом, люди письмен [gens de lettres], стали для рассеянной на больших расстояниях публики тем, чем были ораторы Рима и Афин посреди народного собрания. Эта истина, о которой я сейчас говорю в собрании людей письмен, уже была представлена магистратам, и ни один из них не отказался признать этот суд публики в качестве высшего судьи из всех судей земли» [Malesherbes 1775]. Во-первых, в эпоху Просвещения, когда возникает феномен opinion publique в политическом смысле слова, оно становится во всех вопросах публичной значимости своего рода высшим судом, с которым приходится считаться всем сильным мира сего. Во-вторых, в эту эпоху, когда «каждый гражданин через печать может говорить со всей нацией», les gens de lettres оказываются для современной нации тем же, чем были политические ораторы в греческом классическом полисе или римские трибуны в республике; они объединяют разрозненную совокупность частных лиц в единое самоуправляющееся сообщество. Формируя общественное мнение и становясь его лидерами, они выступают в качестве определенного рода «публичных политиков». В чем состоит возможное искажение смысла, когда мы передаем hommes de lettres и gens de lettres словом «литераторы»? В современном языке «литератор» отсылает к образу автора, принадлежащего, прежде всего, миру словесности и, главным образом, художественной литературы. Между тем, homme de lettres — фигура синтетическая. Говоря современным языком, это, скорее, интеллектуал в широком смысле слова; он может быть литератором, писателем, но также и философом, историком, ученым (в том числе, и ученым-естественником), журналистом, публицистом, моралистом и т.д. — и обычно совмещает в себе несколько из этих амплуа. Главным же отличительным признаком его является искусство пользоваться письменным (печатным) словом в публичном пространстве, влиять на умы и сердца и тем самым действовать словом «на сцене мира» (согласно выражению Канта), влиять на исторические судьбы гражданского сообщества, к которому принадлежит. Характеристику этой фигуры мы находим, в частности, у Вольтера в статье «Gens de lettres» (1757), напечатанной в седьмом томе Энциклопедии. Как отмечает Роже Шартье, эта характеристика соответствует тому, как понимают свой род деятельности и свою гражданскую миссию сами энциклопедисты [Chartier 1996: 159]. Статья начинается с определения: «Gens de lettres, …это слово отвечает в точности слову грамматисты; у греков и римлян под грамматистом понимали не просто человека, посвятившего себя Грамматике в собственном смысле слова, каковая лежит в основе всяческих знаний, но человека, который не является чужаком в Геометрии, в Философии, в общей и частной Истории; который в особенности изучает Поэзию и Красноречие: это то, чем являются наши gens de lettres сегодня. Это имя никак не может быть дано человеку, который, обладая малыми познаниями, возделывает только какую-нибудь одну область». Вольтер подчеркивает: gens de lettres – не литераторы и не филологи (в узком смысле слова), но интеллектуалы, являющиеся специалистами в большей или в меньшей степени, но во многих областях знания. Кроме того, их отличает наличие esprit philosophique, благодаря чему их деятельность имеет первостепенное гражданское и политическое значение. Они — те, кто, разрушая нелепые и вредные предрассудки и суеверия, одновременно формируют и облагораживают нацию: «Одним из величайших преимуществ нашего века является значительное число образованных людей, способных переходить от шипов Математики к цветам Поэзии и одинаково хорошо судить о книге из области Метафизики и о театральной пьесе <…>. Тот глубокий и тонкий ум, который многие распространили своими писаниями и беседами, много поспособствовал обучению и облагораживанию нации [nation]; их критика не исчерпывалась более на греческих и латинских словах; но подкрепленная здравой философией, она разрушила все предрассудки, которыми было заражено общество; <…> Этим их деятельность действительно послужила на благо Государству».
Литература:
1. Discours de réception de M. de Malesherbes à l’Académie française Le 16 février 1775. https://www.academie-francaise.fr/discours-de-reception-de-m-de-malesherbes.
2. Voltaire. Gens de lettres // Encyclopédie, ou Dictionnaire raisonné des sciences, des arts et des métiers, par une societe de gens de lettres. Paris, 1757-1772 (Volume VII, p. 599-600).
3. Chartier R. L’homme de lettres // Michel Vovelle (dir.), L’Homme des Lumières, Paris, Seuil, 1996, p. 159-209.