«Гамлет, принц Датский» — один из самых «сильных» (термин Н.А. Кузьминой) текстов мировой культуры, на протяжении веков аккумулирующий всеобщее внимание. Появившаяся на закате ренессансной эпохи трагедия У. Шекспира отобразила трагическое мировосприятие своего времени [1], обусловленное кризисом гуманистической веры в возможность гармоничного мироустройства, а соответственно, и в универсального Человека, призванного преобразить мироздание [Пуришев 1996]. Отсюда и восприятие образа Гамлета как художественного воплощения проблематичности ренессансной концепции человеческой личности.
Интерес к обозначенной трагедии в XX в. европейской культуры обусловлен сопоставимостью двух гуманистических кризисов, первый из которых на рубеже XVI–XVII вв. определил появление образа Гамлета. Второй, достигший кульминации в конце 60-ых гг. прошлого столетия [2] — альтернативного персонажа. Если кризис гуманизма ренессансной эпохи основывался на невоплотимости гуманистических идеалов в современном мире [Смирнов 1946] и заставил гуманистов искать иную опору для обоснования веры в Человека как творца мироздания, то XX в. показал несостоятельность гуманистической концепции человеческой личности [3]. Отсюда переосмысление образа Гамлета в антигуманистическом ключе, о чем свидетельствуют немецкая и польская традиции его дегероизации, представленные, с одной стороны, творчеством Г. Гауптмана, Б. Брехта, Э. Вайса, А. Деблина, М. Вальзера, Х. Мюллера, с другой, Я. Мальчевского, С. Выспяньского, К. Галчиньского, З. Херберта.
В европейской литературе последней трети XX в. появляются произведения, в центре которых — второстепенные персонажи «Гамлета», что позволяет реинтерпретировать претекст. Мы остановимся на пьесах «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» (1967) Т. Стоппарда, «Фортинбрас спился» (1983) Я. Гловацкого, «Гамлет в остром соусе» (1987) А. Николаи, «Убийство Гонзаго» (1987) Н. Йорданова, «Офелия» (2000) Т. Ахтман. В них происходит смещение господствующей в оригинале повествовательной доминанты, запускающее механизмы деконструкции, направленные на децентрацию и девальвацию господствующих дискурсов с целью поиска нового героя современности. Так, в пьесе Т. Стоппарда на смену Гамлету приходят Розенкранц с Гильденстерном. В силу духовной инертности, безволия они неспособны занять деятельную жизненную позицию. поэтому им не удается выйти из «шекспировской» роли и изменить свою судьбу. Персонажи-актеры в пьесе Н. Йорданова вслед за Гамлетом борются с несправедливостью мира, диктующего «маленьким людям» правила игры. Сыгранный спектакль репрезентирует жертвенный, безнадежный протест, наделяющий смыслом их жизнь, придающий их существованию цель, а вместе с нею общность, цельность, легитимность. В пьесе Т. Ахтман образ Гамлета представлен в антигуманистическом ключе: принц безучастен к судьбам любящих его Офелии и Гертруды. Героини, осознав подневольность, отчужденность собственного существования, обусловленную покорностью перед «женской» судьбой, налагающей на них различные запреты, решаются на самоубийство. Центральные герои пьесы А. Николаи — кухонная прислуга, которой удается взять в свои руки будущее Дании. Для них «расшатавшийся» мир приемлем, поэтому в пьесе снимается необходимость противостояния ему. В образе Фортинбраса изображена Я. Гловацким трагическая судьба человека, не сумевшего противостоять государственному механизму. Отсюда иллюзорность гуманистической «программы» Фортинбраса, взошедшего на датский престол, но оставшегося марионеткой.
Итак, драматурги в творческом диалоге с У. Шекспиром демонстрируют нежизнеспособность, девальвацию, подмену в современном мире гуманистических принципов и идеалов, персонификацией которых выступает образ Гамлета, смещенный у Т. Стоппарда на периферию, вытесненный со сцены у Н. Йорданова, дегероизированный у Т. Ахтман, деконструированный, сатирически переосмысленный у А. Николаи, превращенный в симулякр у Я. Гловацкого.   Центральные персонажи их пьес оказываются перед гамлетовским выбором. При этом Т. Стоппард и Т. Ахтман обнаруживают неподъемность для своих персонажей гамлетовской миссии по преобразованию мироустройства. Я. Гловацкий — фиктивность гуманистических принципов и идеалов прошлого. А. Николаи показывает альтернативный гамлетовскому путь примирения с абсурдной реальностью, требующей приспособления к новым условиям существования. Напротив, герои пьесы Н. Йорданова в борьбе с коварством и ложью обретают смысл жизни. Однако финал пьесы, где торжество справедливости кажется неправдоподобным, не дает оснований для надежды на возможность преобразования мира на основе гуманистических принципов и идеалов.

Исследование выполнено в рамках проекта РНФ № 23-28-00989 («Английская классическая литература в мировой культуре: рецепции, трансформации, интерпретации»).

Литература
1. Пуришев, Б.И. Литература эпохи Возрождения / Б.И. Пуришев // Идея универсального человека: курс лекций. — М.: Высшая школа, 1996. — 366 с. 2.          Смирнов, А.А. Шекспир, Ренессанс и барокко / А.А. Смирнов // Вестник ЛГУ. 1946. Вып. 1. С. 96–112.