Сквозной мотив грехопадения в творчестве Е. П. Ростопчиной / The end-to-end motive of the Fall in the work of E. P. Rostopchina
Мария Юрьевна Попова
Докладчик
аспирант
Уральский государственный педагогический университет
Уральский государственный педагогический университет
онлайн 188
2023-03-17
13:20 -
13:40
Ключевые слова, аннотация
Ключевые слова: Е. П. Ростопчина;
творческая эволюция; искушение; мотив грехопадения; Ева, Адам, Змей.
Аннотация. Автор исследует сквозной мотив грехопадения в творчестве Е. П. Ростопчиной и доказывает, что его динамика соотносится с творческой эволюцией писательницы. Мотив грехопадения включён в сюжет об искушении Евы Змеем, возникающий в позднем творчестве Е. П. Ростопчиной и свидетельствующий о формировании индивидуально-авторского мифа.
Keywords: E. P. Rostopchina; creative evolution; temptation; motive of the fall; Eve, Adam, Serpent.
Abstract. The author explores the end-to-end motive of the fall in the work of E. P. Rostopchina and proves that its dynamics correlates with the creative evolution of the writer. The motive of the fall is included in the plot about the temptation of Eve by the Serpent, which arises in the late work of E. P. Rostopchina and testifies to the formation of an individual author's myth.
Аннотация. Автор исследует сквозной мотив грехопадения в творчестве Е. П. Ростопчиной и доказывает, что его динамика соотносится с творческой эволюцией писательницы. Мотив грехопадения включён в сюжет об искушении Евы Змеем, возникающий в позднем творчестве Е. П. Ростопчиной и свидетельствующий о формировании индивидуально-авторского мифа.
Keywords: E. P. Rostopchina; creative evolution; temptation; motive of the fall; Eve, Adam, Serpent.
Abstract. The author explores the end-to-end motive of the fall in the work of E. P. Rostopchina and proves that its dynamics correlates with the creative evolution of the writer. The motive of the fall is included in the plot about the temptation of Eve by the Serpent, which arises in the late work of E. P. Rostopchina and testifies to the formation of an individual author's myth.
Тезисы
Сквозной мотив
грехопадения в творчестве Е. П. Ростопчиной до настоящего времени не
становился предметом анализа. М. П. Гребнева исследовала мотивы
цветка, цвета, сада, камня, относящиеся к ядерным мотивам флорентийского мифа в
романе Е. П. Ростопчиной «Палаццо Форли» (1854) [См.: Гребнева 2009].
А. М. Ранчин проследил, как Е. П. Ростопчина-поэтесса,
начиная с 1839 года, конструировала индивидуальный миф «о себе как о преемнице
Пушкина, подкрепляемый другим личным мифом — о себе как о “предмете”
пушкинской любви», опираясь на мотивы «душевного и духовного родства Пушкина и
лирической героини как поэтов» и «любви Пушкина к автору-героине» [Ранчин 2019:
124-127]. Изучение мотива грехопадения позволяет уточнить представления о формировании
индивидуального художественного образа мира писательницы, описать процесс образования
авторского мифа.
Мотив грехопадения, связанный с райским топосом, возникает у Е. П. Ростопчиной в произведениях, завершающих аннинский период творчества (1833-1835), хотя образ рая появляется у поэтессы уже в посвящениях раннего московского периода творчества (1824-1832). В стихотворениях «Италия» (1831) и «Фантазия» (1832) Апеннинский полуостров включён в картину романтического двоемирия и представляет собой «рай земной», «Эдем восторженных умов».
Справедливо утверждение О. М. Фрейденберг о том, что невозможен ни мотив, ни сюжет без первоначального образа: «… герой делает только то, что семантически сам означает» [Фрейденберг 1988: 233]. Именно с появлением в творчестве аннинского периода библейских образов Евы, Змея, Адама возникает и мотив грехопадения. Это совпадает со временем, когда поэтесса ведёт активную переписку с путешествующим по Европе А. Н. Карамзиным. Интерпретация известного библейского мотива впервые в сжатом виде дана в стихотворении «Не верю вам!....» (1835) и повести «Поединок» (1835). Обращаясь к мотиву грехопадения и состоящему с ним в сродстве мотиву любопытства, Е. П. Ростопчина подчёркивает двойственную природу запретной любви: с одной стороны, искушающее, греховное начало, а с другой — идиллическое, утраченное прародителями состояние блаженства.
В петербургский период творчества (1836–1844) Е. П. Ростопчина продолжает обращаться к вышеуказанным мотивам. В поэме «Любовь в Испании. Романсеро» (1839) и цикле «Бальная сцена. Отрывок из романа» (1841–1843) мотив грехопадения влечёт за собой ещё один мотив (искушения) в структуре цикла. Два упомянутых произведения объединяет одинаковое разрешение сюжетной ситуации испытания — путь героинь к искуплению лежит «чрез церковь». Если лирическая героиня цикла «Бальная сцена…» только размышляет об этом, то главная героиня романсеро Эльвира в финале поэмы становится монахиней, что свидетельствует о возникновении нового связанного с грехопадением мотива добровольного заточения. К концу петербургского периода становится заметно, как основной библейский мотив задаёт «пучок мотивов» (Б. Н. Путилов) в произведениях Е. П. Ростопчиной.
Мотивы заточения и болезни, как следствие грехопадения ростопчинских героинь, будут развиты писательницей в творчестве позднего московского периода (1845–1858). В это время мотив грехопадения получает в произведениях Е. П. Ростопчиной сюжетообразующую роль. В романе «Дневник девушки» (1838–1850), драме «Нелюдимка» (1850), романе «Счастливая женщина» (1851–1852) обращение к библейским образам Евы и Змея совпадает с эпизодом завязки сюжета. Обретение опыта для них, в отличие от Евы, возможно только через испытание любовью.
Опираясь на мотивную структуру, в ядре которой находится мотив грехопадения, Е. П. Ростопчина моделирует собственный индивидуально-авторский миф. Окончательное завершение этот миф получит в стихотворении «Первый соблазнитель» (1857), построенном в форме диалога между Женой и Змеем. В ветхозаветную историю писательница включает мотив о незаконной любви женщины, который предваряет описание однообразного семейного быта. Змей искушает Жену, неудовлетворённую собственной жизнью, находящуюся в состоянии внутреннего психологического конфликта.
Конструирование мифа о грехопадении совпадало с процессом творческой эволюции Е. П. Ростопчиной [См. о творческой эволюции: Попова 2022: 10–11]: возникновение райского топоса в ранний московский период; появление образов Адама, Евы и Змея и мотива грехопадения в аннинский период; формирование мотивной структуры, на которой базируется миф, в петербургский период; оформление индивидуально-авторского мифа в целостный сюжет в поздний московский период. Возникновение мифа — закономерный для Е. П. Ростопчиной феномен, которому способствовали как внутренние, индивидуальные факторы (история отношений с А. Н. Карамзиным), так и внешние, литературные: интерес к тем же библейским аллюзиям писателей-современников — А. А. Бестужева-Марлинского («Испытание», 1830), А. С. Пушкина («Евгений Онегин», 1823-1830), М. Ю. Лермонтова («Сказка для детей», 1839-1841, опубл. 1842), О. де. Бальзака («Дочь Евы», 1838).
Литература
1. Гребнева М. П. Концептосфера флорентийского мифа в русской словесности : дис. … докт. филол. наук : 10.01.01. Томск, 2009. 348 с.
2. Попова М. Ю. «Безжизненная степь моею жизнию духовной наполнялась…»: аннинское уединение Е. П. Ростопчиной // Уральский филологический вестник. Серия : Русская классика : Динамика художественных систем. Екатеринбург : Уральский государственный педагогический университет, 2022. № 4. С. 9–20.
3. Ранчин А. М. «Две встречи» Евдокии Ростопчиной: четыре редакции стихотворения и механизм создания литературного мифа // Поэзия филологии. Филология поэзии : сб. по материалам конференции, посвященной А. А. Илюшину. Тверь : Изд-ль А. Н. Кондратьев, 2019. С. 123–128.
4. Фрейденберг О. М. Система литературного сюжета // Монтаж : Литература. Искусство. Театр. Кино. М. : Наука, 1988. С. 216–237.
Мотив грехопадения, связанный с райским топосом, возникает у Е. П. Ростопчиной в произведениях, завершающих аннинский период творчества (1833-1835), хотя образ рая появляется у поэтессы уже в посвящениях раннего московского периода творчества (1824-1832). В стихотворениях «Италия» (1831) и «Фантазия» (1832) Апеннинский полуостров включён в картину романтического двоемирия и представляет собой «рай земной», «Эдем восторженных умов».
Справедливо утверждение О. М. Фрейденберг о том, что невозможен ни мотив, ни сюжет без первоначального образа: «… герой делает только то, что семантически сам означает» [Фрейденберг 1988: 233]. Именно с появлением в творчестве аннинского периода библейских образов Евы, Змея, Адама возникает и мотив грехопадения. Это совпадает со временем, когда поэтесса ведёт активную переписку с путешествующим по Европе А. Н. Карамзиным. Интерпретация известного библейского мотива впервые в сжатом виде дана в стихотворении «Не верю вам!....» (1835) и повести «Поединок» (1835). Обращаясь к мотиву грехопадения и состоящему с ним в сродстве мотиву любопытства, Е. П. Ростопчина подчёркивает двойственную природу запретной любви: с одной стороны, искушающее, греховное начало, а с другой — идиллическое, утраченное прародителями состояние блаженства.
В петербургский период творчества (1836–1844) Е. П. Ростопчина продолжает обращаться к вышеуказанным мотивам. В поэме «Любовь в Испании. Романсеро» (1839) и цикле «Бальная сцена. Отрывок из романа» (1841–1843) мотив грехопадения влечёт за собой ещё один мотив (искушения) в структуре цикла. Два упомянутых произведения объединяет одинаковое разрешение сюжетной ситуации испытания — путь героинь к искуплению лежит «чрез церковь». Если лирическая героиня цикла «Бальная сцена…» только размышляет об этом, то главная героиня романсеро Эльвира в финале поэмы становится монахиней, что свидетельствует о возникновении нового связанного с грехопадением мотива добровольного заточения. К концу петербургского периода становится заметно, как основной библейский мотив задаёт «пучок мотивов» (Б. Н. Путилов) в произведениях Е. П. Ростопчиной.
Мотивы заточения и болезни, как следствие грехопадения ростопчинских героинь, будут развиты писательницей в творчестве позднего московского периода (1845–1858). В это время мотив грехопадения получает в произведениях Е. П. Ростопчиной сюжетообразующую роль. В романе «Дневник девушки» (1838–1850), драме «Нелюдимка» (1850), романе «Счастливая женщина» (1851–1852) обращение к библейским образам Евы и Змея совпадает с эпизодом завязки сюжета. Обретение опыта для них, в отличие от Евы, возможно только через испытание любовью.
Опираясь на мотивную структуру, в ядре которой находится мотив грехопадения, Е. П. Ростопчина моделирует собственный индивидуально-авторский миф. Окончательное завершение этот миф получит в стихотворении «Первый соблазнитель» (1857), построенном в форме диалога между Женой и Змеем. В ветхозаветную историю писательница включает мотив о незаконной любви женщины, который предваряет описание однообразного семейного быта. Змей искушает Жену, неудовлетворённую собственной жизнью, находящуюся в состоянии внутреннего психологического конфликта.
Конструирование мифа о грехопадении совпадало с процессом творческой эволюции Е. П. Ростопчиной [См. о творческой эволюции: Попова 2022: 10–11]: возникновение райского топоса в ранний московский период; появление образов Адама, Евы и Змея и мотива грехопадения в аннинский период; формирование мотивной структуры, на которой базируется миф, в петербургский период; оформление индивидуально-авторского мифа в целостный сюжет в поздний московский период. Возникновение мифа — закономерный для Е. П. Ростопчиной феномен, которому способствовали как внутренние, индивидуальные факторы (история отношений с А. Н. Карамзиным), так и внешние, литературные: интерес к тем же библейским аллюзиям писателей-современников — А. А. Бестужева-Марлинского («Испытание», 1830), А. С. Пушкина («Евгений Онегин», 1823-1830), М. Ю. Лермонтова («Сказка для детей», 1839-1841, опубл. 1842), О. де. Бальзака («Дочь Евы», 1838).
Литература
1. Гребнева М. П. Концептосфера флорентийского мифа в русской словесности : дис. … докт. филол. наук : 10.01.01. Томск, 2009. 348 с.
2. Попова М. Ю. «Безжизненная степь моею жизнию духовной наполнялась…»: аннинское уединение Е. П. Ростопчиной // Уральский филологический вестник. Серия : Русская классика : Динамика художественных систем. Екатеринбург : Уральский государственный педагогический университет, 2022. № 4. С. 9–20.
3. Ранчин А. М. «Две встречи» Евдокии Ростопчиной: четыре редакции стихотворения и механизм создания литературного мифа // Поэзия филологии. Филология поэзии : сб. по материалам конференции, посвященной А. А. Илюшину. Тверь : Изд-ль А. Н. Кондратьев, 2019. С. 123–128.
4. Фрейденберг О. М. Система литературного сюжета // Монтаж : Литература. Искусство. Театр. Кино. М. : Наука, 1988. С. 216–237.