Проблема «Куратов и фольклор» имеет свою историю в национальной культуре. Она давно привлекала исследователей коми фольклора и литературы (работы А.К. Микушева, Ю.Г. Рочева, В.А. Латышевой и др.). Тем не менее, указанная проблема не утрачивает актуальности, т. к. имеет множество аспектов исследования. Цель данного доклада – рассмотреть истоки образования, оригинальность, национальное своеобразие художественно-изобразительных средств, которыми пользовался поэт при создании поэтического портрета  женщины. Нужно отметить, что при описании женской красоты художественные средства используются И.А. Куратовым более чем экономно. Наиболее часто в его произведениях встречаются простые эпитеты «мича», «муса». «Муса ныланöй, мича аканьöй...» (Милая девушка, красивая куколка), — так начинается одно из лирических произведение коми поэта, написанное им в 1862 году [Куратов 1989: 230]. Общеизвестно, что «мича» (красивая), «муса» (милая), а также «шондібанöй» (солнцеликий) — самые употребительные художественные средства коми народной лирики. Сам И.А. Куратов писал: «югыд шондi» (светлое солнце), «йöн дзоридз» (шиповный цвет) составляют постоянные и роскошнейшие краски зырянской поэзии, в существование которой нельзя сомневаться, потому уже, что, как говорит латинская пословица, где народ, там и поэзия» [Куратов 1939: 44–45]. Одним из характерных особенностей фольклора является неразрывная связь человека с природой. В коми поэзии она чаще всего представлена в виде  уподобления персонажей природным явлениям, в форме слияния образа героя с объектом природы. В основе такого отождествления обычно лежит метафора. При создании женского портрета И.А. Куратов довольно часто пользуется этим традиционным  художественным приемом. Так, в своих стихотворениях кровь девушки поэт сравнивает с малиновой водой — «öмидз ва кодь вир»; тело девушки с белым цветом перьев куропатки — «лыяс байдöгöс, тэ кодь еджыдöс; волосы девушки с мягкой шерстью бобра — «юрсисö сетöма нылыслы мой» [Куратов 1989: 249–230 ]. Имеются стереотипы и более сложные по своей структуре. Комплексное  построение художественного образа приводит к клишированной стабилизации уже довольно больших по объему текстовых фрагментов, в которых аккумулированы эстетические вкусы поэта, его представления о красоте, доброте, нравственных ценностях. Показательным в этом отношении является портрет женщины, созданный И.А. Куратовым в своих произведениях: «Öмидз ва кодь вир! Шонді яй-лы пыр нылыслöн тыдалö!» (Кровь, похожая на малиновую воду! Солнце сквозь тело (букв.: мясо-кости) у девушки просвечивает!) Довольно оригинально звучит этот отрывок в переводе самого поэта: «У нее малиновая кровь, и солнце просвечивает сквозь тело и косточки ее, как сквозь пальцы ребенка!..» [Куратов 1989: 375]. Следует заметить, что куратовская формула красоты заимствована из фольклора. Женская красота, отраженная в атрибутивной формуле: «ку пырыс яйыс тыдалö, яй пырыс лыыс тыдалö, лы пырыс — вемыс» (сквозь кожу видно мясо, сквозь мясо видно кости, сквозь кости – костный мозг), является одной из самых употребительных в коми народных  сказках, но встречается и в других жанрах коми фольклора (в лирической песне, пословицах и т. д.). Из других финно-угорских народов рассматриваемый стереотип встречаются в севернокарельских и хантыйских сказках. Используется спорадически она и  в русских сказках. «Мотив «прозрачных костей», по мнению Е.Н. Дувакина, получил широкое распространение в северных районах Евразии во многом благодаря русской колонизации, однако у самих русских вполне может быть проявлением финно-угорского субстрата» [Дувакин 2017: 24]. Семантику данной формулы красоты исследователи связывают с существованием в искусстве так называемого «скелетного», «рентгеновского»  стиля, когда наряду с внешними деталями воспроизведены и внутренние органы.  Первоначально этот прием использовался для символизации души животного, выступавшего в качестве тотемного предка. По мнению В. Косарева, лось (и олень) считался символом чистоты, поэтому «на древних уральско-западно-сибирских петроглифах он издревле изображался в «ажурном» («скелетном») стиле с просвечивающимися ребрами, а иногда и внутренностями. «Прозрачность» означала чистоту и красоту тела, и нередко «прозрачный» лось  изображался под знаками солнца и небосвода, чем подчеркивалось особое место его в миропонимании местных народов [Косарев 1991: 142]. В целом же  рассмотренный материал свидетельствуют, что фольклор как вечный источник непрерывно развивающегося искусства неисчерпаем. Устная народная традиция хранится не в одном лишь фольклоре, она веками впитывается литературой, и если этого не учитывать, то многие литературные явления остаются непонятными и необъяснимыми. Иначе говоря, непрерывно возрастают возможности «скрытого» фольклоризма. В области стиля фольклорные импульсы особенно активны, устойчивы и долговременны. Поэтому есть все основания предполагать, что и в процессе дальнейших исследований, в поле зрения ученых  наряду с традиционными будут попадать незамеченные или недостаточно освещенные в науке свойства и возможности народной поэтики (пример с  формулой «прозрачности»).

Литература

1. Дувакин Е.Н. Прозрачные люди: ареальное распространение некоторых представлений о красоте в Старом Свете // Этнографическое обозрение. 2017. № 4. С. 24–39.

2. Косарев М.Ф. Древняя история Западной Сибири: Человек и природная среда. М., 1991.

3. Куратов И.А. Лингвистические работы. Сыктывкар, 1939. Т. 2. 4. Куратов И.А. Коми гор (Голос коми). Сыктывкар, 1989.