Доклад будет посвящен исследованию специфики нарративной репрезентации ментальной событийности в романе Е. Некрасовой «Калечина-Малечина» (2019), являющейся, по мнению Вольфа Шмида, «важнейшим компонентом наррации» в текстах неклассической литературы [Shmid 2017: 22]. Категория события является одной из центральных в нарратологии. В.И. Тюпа отмечает, что событийность является «особым (нарративным) способом отношения человеческого сознания к бытию (альтернативному процессуальности и ритуальности), а событие — это нарративный статус некоторого отрезка жизни в нашем опыте» [Тюпа 2016: 17]. Основными характеристиками события является сингулярность (однократность), фрактальность (отграниченность), интенциональность (неотделимость от сознания). Статус события могут приобретать и ментальные изменения: значимым становится то, что происходит не во внешней сфере, а во внутренней — в сознании героя, переживающего душевный переворот.
Во-первых, анализируются особенности проявления подобного типа событийности, в основе которой лежит рассогласованность личности (я для себя)  с ее характером (я для других) главной героини Кати. Равнодушие матери, жестокость отца, отсутствие понимания со стороны учителей и одноклассников, невозможность выстроить диалог с окружающими, опыт травмирующих событий прошлого становятся предпосылкой возникновения кризиса идентичности.  Психологическую категорию идентичности разработал американский психолог Э. Эриксон («Идентичность: юность и кризис», 1996; «Трагедия личности», 2008),  французский философ П. Рикер обосновал категорию нарративной идентичности («Я-сам как другой», 2008), российский литературовед В. И. Тюпа исследовал кризис личностной идентичности на материале русской литературы («Лекции по неклассической нарратологии», 2018, «Горизонты исторической нарратологии», 2020). Пытаясь справиться с травмирующими событиями, диффузное сознание героини, с одной стороны, трансформирует реальность, искажая ее (к примеру, классный руководитель и одноклассники становятся монстрами, чудовищами, слова превращаются в «буквенный фарш»), с другой, компенсирует их за счет творческого потенциала Кати (она сочиняет стихи, занимается мысленным рисованием).
Во-вторых, выясняется, что данная событийность лежит в основе лиминального сюжета, состоящего из четырехфазной последовательности событийной цепи (обособление героя – искушение – испытание смертью – преображение) и восходящего к обряду инициации, который был подробно изучен А. ван Геннепом и В. Тэрнером. Исследователь Л. Д. Бугаева, отмечает, что «обряды перехода указывают на радикальное изменение экзистенциальных ситуаций: пересечение границы между жизнью и смертью, старым и новым, привычным и непривычным» [Бугаева 2012: 4]. Именно такое изменение происходит с главной героиней: ее сознание трансформируется, обретая самотождественность.
В-третьих, объясняется специфика реализации данного «обряд перехода». Он показан не столько на уровне  внешнем, сколько на уровне языковом и воплощается посредством интриги слова, в которой «рецептивное напряжение чтения создается … вербализацией наррации, речевым строем повествования» [Тюпа 2016: 70]. Аукториальный нарратор, от лица которого ведется повествование, воспринимает мир, как и героиня, метафорически. Этот процесс носит тотальный характер: внешность персонажей, их действия и эмоции, реалии внешнего мира в речи нарратора идентифицируются через метафорические образы. Также в романе используются приемы фольклорного текста (например, зооморфизация с помощью творительного превращения, появление кикиморы в качестве героини). Таким образом, посредством наблюдения над речевым строем и стилистикой произведения можно сделать вывод, что именно с помощью слова и нарратор, и Катя переосмысляют и «перекодируют» действительность в попытке защититься от безумия и жестокости окружающего мира, а значит, подобное метафорическое переосмысление обладает текстопорождающим потенциалом.
В-четвертых, опираясь на теорию О. М. Фрейденберг о возникновении метафоры, изложенную в труде «Миф и литература древности», можно предположить, что подобное восприятие мира, отраженное в нарративе романа,  свидетельствует о возвращении к образному мифологическому сознанию, а также о том, что в современных нарративах о травме трансформируется сам способ рассказа о событиях.
Литература:
1. Schmid W. Mental events. Hamburg University Press Hamburg Germany 2017.
2. Бугаева Л. Д. Художественный нарратив и структуры опыта: сюжет перехода в русской литературе новейшего времени : автореф. дис. …д-ра филол. наук : 10.0.01, 10.01.08 / Л. Д. Бугаева ; С.-Петербург. гос. ун-т. — СПб., 2012.
3. Муравьева Л. Е. Авторефлексивные стратегии репрезентации травмы в художественном нарративе (на материале современной французской литературы) // Поэтика и прагматика нарративных практик: коллективная монография / отв. ред. В.И. Тюпа; редкол. Е. Ю. Козьмина, О. В. Федунина. Екатеринбург: ИНТМЕДИА, 2019. С. 104–125.
4. Тюпа В.И. Введение в сравнительную нарратологию. М.: Intrada, 2016.