Настоящий доклад представляет собой попытку систематизировать и обобщить предварительные наблюдения, касающиеся теоретико-методологических подходов к исследованию антропологии памяти в игровом кино после 2010 г. Это касается фильмов, которые экранизируют исторические события, то есть некую историческую реальность. Однако, круг фильмов, которые отображают изменения в интерпретации тех или иных событий много шире, поэтому в этот круг мы также включали и неочевидные картины. Эти наблюдения будут выстраиваться в нескольких направлениях. Первое, о чем следует говорить, это предмет исследования, то есть та источниковая база, которая будет служить нам основанием и опорой нашего исследования, а именно игровые картины, в которых «схвачены» или имплицитно присутствуют те или иные тенденции, связанные с общим изменением культурной политики. Естественным вытекающим итогом этого направления станет предварительная типология аудиовизуальных произведений, которые будут рассматриваться в докладе в качестве эмпирического материала. Второе, на что, следует обратить внимание, — это объект исследования, а именно изменчивость траекторий исторической памяти в определенном культурно-политическом контексте, в котором задумывались и снимались фильмы. Третье — это теоретико-методологические подходы к исследованию антропологии памяти в игровом кино. Четвертое — это оценка причудливых траекторий, а иногда и кульбитов исторической памяти, которые возникают в контексте изменений направлений и приоритетов культурной политики.

Часть 1. Кино как источник памяти.

Опираясь на довольно внушительный круг игровых фильмов, которые были созданы после 2010 года, при их отборе и составлении их предварительной типологии мы руководствовались несколькими критериями: 1) наличие сюжета, связанного с историей и ее интерпретацией; 2) наличие в известном историческом сюжете новых интерпретаций, обусловленных влиянием новых тенденций культурной политики; 3) наличие сюжета, связанного с интерпретацией «трудных» мест памяти; 4) наличие признаков влияния новых культурно-политических тенденций в фильмах, где исторический сюжет не является основным, но действие развивается в «исторических декорациях». Особо следует оговорить, что мы не рассматриваем произведения, которые фиксируют изменения и повороты культурной политики, но не имеющие хоть сколько-нибудь заметного исторического сюжета или канвы. В качестве примера приведу sci-fi драму индийского режиссера из Кералы Кришненду Калеша «Угощение Ястреба» (2022), которая хотя и работает с социальными паттернами, такие как угнетение мигрантов, претензия и эксплуатация тела женщины, нарастающий феминизм и др., впрямую не обращается к историческим сюжетам или исторической канве, хотя она и присутствует не очень явно как в заданных обстоятельствах — пилот сбрасывает ядерную бомбу и прячется в джунглях, где выстраивает свою иерархию взаимоотношений с окружающими людьми, так и в явных коннотациях, заимствованных из фильмов Жоржа Мельеса, Гильермо дель Торо, Хайяо Миядзаки и Андрея Тарковского. Но это требует иных подходов и, пожалуй, более тонких подходов к исследованию.

Таким образом, можно выделить следующие направления в типологии фильмов: 1) картины, связанные с нациестроительством или иными историческими событиями, которые повлияли на ход истории определенного государства (Курманжан Датка, 2014, Кыргызстан, реж. Садык Шер Нияз; Трон / Sado, Южная Корея, 2015, реж. Ли Джун Ик; Сардар Удам / Sardar Udham, Индия, реж. Шуджит Сиркар, 2021); 2) картины, в которых отчетливо высвечивается роль тех социальных групп, значение которым ранее не придавалось в такой степени (Скрытые фигуры / Hidden Figures, США, реж. Теодор Мелфи, 2016, возникшая на волне движения «Black lives matter»); 3) здесь необходимо выделить несколько подгрупп: a. Холокост (Ида / Ida, реж. Павел Павликовский, Польша-Дания-Франция-Великобритания, 2013, Рай, реж. Андрон Кончаловский, Россия-Германия, 2016 и многие др.); b. политические репрессии в широком страновом контексте (Боковой ветер / Risttuules / In the Crosswind, реж. Мартин Хелде, Эстония, 2014, Экскаватор / Pokeurein / Fork Lane, реж. Ли Джу-Хуон, Южная Корея, 2017, Иван Денисович, реж. Глеб Панфилов, Россия, 2021 и др.); c. память конфликтных, постконфликтных и разделенных сообществ (Богоматерь Нильская / Our Lady of Nile / Notre-Dame du Nil, реж. Атик Рахими, Франция-Бельгия-Руанда-Монако, 2019, Генерал О / Soldier's Mementos / Ojang gunui baltob, реж. Ким Дже-хан, Южная Корея, 2018, Дорогие товарищи, реж. Андрон Кончаловский, Россия, 2020 и др.); 4) наиболее интересным кейсом здесь видятся экранизации детективов Агаты Кристи британо-ирландского реж. Кеннета Чарльза Брана «Убийство в восточном экспрессе» (2017) и «Смерть на Ниле» (2020).

Часть 2. Культурно-политический контекст и его влияние на создание.

Рассматриваются закономерности, связанные с влиянием тенденций культурной политики, которые выражены в принятии новых норм для создания фильма, его участия на кинофестивалях (напр., квотирование, гендерная репрезентативность, представленность меньшинств и др.).

Часть 3. Теория и метод. Как исследовать память в игровом кино.

Эта часть будет сосредоточена на методологии исследования памяти, отраженной в работах М. Хальбвакс [Хальбвакс 2006], Е. Зерубавеля [Zerubavel 2003], Л. Репина[Репина 2014] и др.) и ее применимости к аудиовизуальным произведениям игрового характера, а также ликвидности памяти в контексте культурной политики.

Часть 4. Сплетенные параллели: кино, память и культурная политика.

В этой части будут представлены основные выводы касающиеся взаимодействия этих аспектов социальной жизни человека.

Литература:

Репина Л.П. Социальные кризисы и катаклизмы в исторической памяти: теория и практика исследований // Труды Отделения историко-филологических наук РАН. 2008–2013 год. М.: Наука, 2014. — С. 206–231.

Хальбвакс, Морис. Социальные рамки памяти. — М.: Новое издательство, 2007.

Zerubavel E. Time Maps. Collective Memory and the Social Shape of the Past. — Chicago, 2003.